После долгой езды карета остановилась. Послышался крик кучера «Открывай!» и скрежещущий скрип железных ворот.
Карета вкатилась во двор тюрьмы. Дверцы распахнулись. В глаза арестованным ударил яркий свет прожекторов, направленных на них с вышки.
– Выходи по одному! Первый – пошел! Второй – пошел!
Надзиратели выгрузили людей и, ни слова не говоря, отвели в камеру. Камера представляла собой маленькое и абсолютно пустое помещение с одной тусклой лампочкой под потолком. Воняло мышами. На ядовито-зеленых стенах белели процарапанные нецензурные надписи, даты и имена. От длинного тюремного коридора камеру отделяла широкая решетка.
– Отбой! – прохрипел надзиратель, запирая за ними решетку. – Услышу хоть один звук – отправлю в карцер!
Напуганные и измученные дорогой люди молча расселись по углам.
– Но за что? – прошептал Бюргер.
– Я, кажется, предупреждал! – загремел в камере голос надзирателя. Звук шел из черной тарелки репродуктора, висящей на стене. И тут же звякнул засов, решетка отъехала в сторону, и появился сам обладатель этого голоса.
– Кто разговаривал? – спросил надзиратель, поигрывая дубинкой. В камере возникла напряженная тишина, нарушаемая всхлипываниями Милочки. – Не доводите до греха, у охраны тоже есть нервы, и они не железные. Опять спрашиваю: кто разговаривал?
– Клянусь, я больше не буду, – выдавил из себя Бюргер.
– Не будешь, – согласился надзиратель. – Никто не будет. – И обрушил несколько ударов дубинкой на стоящего поблизости Самсона. Самсон застонал и упал ничком на пол. – Это в качестве наглядного примера!
Страж вышел из камеры.
– Мерзавец! – крикнула ему вслед Мария. Из репродуктора раздался громкий презрительный хохот.
Мария присела рядом с Самсоном, положила его голову себе на колени.
Свет в камере погас. Самсон, скрючившись, лежал на коленях Марии и страдал не столько от боли, сколько от осознания собственной беспомощности. Мария легко покачивала его плечо. «Так делал отец», – вспомнил Самсон и незаметно погрузился в сон…
Внезапно ночную тьму разорвал громкий крик.
– Подъем!.. – орал репродуктор.
Самсон открыл глаза. Голова его по-прежнему покоилась на коленях Марии.
– Вы стонали, Самсон, – сказала Мария. – Ворочались и стонали.
– Плохие сны, – хрипло сказал Самсон и осмотрелся. Сокамерники, кто как умел, разминали затекшие из-за неудобного ночлега тела. За зарешеченным окошком брезжил мутный рассвет.
Утро арестованные провели тихо, задумчиво.
– Странно, что до сих пор не пришел дознаватель, – сказала Мария, когда куранты в репродукторе пробили полдень. – Меня много раз арестовывали за проституцию, и всегда дознание начиналось с утра.
– И завтрак не принесли, – заметил Колунов.
Эти невинные реплики взбудоражили всех. Как-то забылось тюремное требование тишины, вчерашнее