В глазах Леонардо загораются хищные огоньки.
– Именно затем, что, благодаря страху, можно испытать такие сексуальные ощущения, которых другим способом не достичь.
Валентина не шевелится. Она понимает, этот человек ждет, что она как-то отреагирует, рассмеется, например, или вскрикнет. Или даже убежит по лестнице. Но она этого не сделает.
– Понятно, – невозмутимо говорит она. – Но, я полагаю, мне эта комната не пригодится, раз там так темно. Я не могу фотографировать в темноте.
Леонардо кивает, губы его растягиваются в ленивой улыбке.
– Совершенно верно. Вам незачем заходить в Темную Комнату… Если, конечно, вы сами не хотите…
Валентина перебивает его:
– Не могли бы вы показать мне остальные комнаты? Боюсь, что у меня не так много времени.
Улыбка Леонардо становится шире. Он знает: она лжет. Он уже ее раскусил. Она боится Темной Комнаты.
– Хорошо, – говорит он и идет открывать деревянную дверь. – Эту комнату мы называем Атлантида. Надеюсь, когда увидите все сами, вы поймете, почему именно так.
Валентина задерживается на пороге. Она смотрит на руку Леонардо, на его пальцы с хорошим маникюром, медленно поворачивающие ручку. Сердце колотится так, что, похоже, еще немного и оно выпрыгнет из груди. Ей кажется: если сейчас она войдет в эту комнату, жизнь уже не будет такой, как прежде. Это ее личный выбор, она не советуется с любовником, но, делая шаг вперед, слышит мягкий американский выговор Тео: «Умничка! Вот это моя неустрашимая Валентина».
Белль
Стук в дверь. Белль осматривает себя в зеркало. Расправляет платье, руки мягко скользят по черному шелку. Это один из нарядов горничной, которые Белль перешила для себя. Ей нравится шить, сидя на маленьком балкончике под венецианским солнцем и слушая, как сосед играет Баха на клавесине. Дома ей не разрешается заниматься подобной работой, но она любит рукодельничать и с огромным удовольствием приспособила платье Пины для нужд своего клиента. Короткое черное платьице едва прикрывает ягодицы и доходит как раз до линии чулок, которые, разумеется, украшены белыми кружевными подвязками. Поверх платья надет накрахмаленный белый фартук, а коротко остриженные черные волосы венчает белый чепец. Русский снова стучится. «О, сегодня он нетерпелив», – думает Белль, берет веничек для пыли и идет открывать.
– Добрый день, господин. – Она уважительно кланяется, когда русский клиент размашисто проходит в комнату.
– Здравствуй, Катя, – произносит он со строгим видом. – Почему ты так долго не открывала?
– Прошу прощения, господин, я открыла так скоро, как смогла.
– Но недостаточно быстро, Катя, – отвечает он, пронзая ее стальным взглядом, от которого ее сердце бьется сильнее. – Придется тебя наказать.
– Да, господин.
– Знаешь, за что?
– За то, что я не выполнила ваше приказание.
– Верно, Катя. В прошлый раз я велел тебе открывать