– И что же это говорит обо мне?
В свою очередь доктор Роуз тоже делает долгий глоток, немного причмокивает при этом, но не извиняется. Удовлетворившись, он отставляет кружку и берет в руки блокнот и ручку.
– Вы любите задавать вопросы.
– Об этом вам сообщил мой кофе?
Ручка бегает по бумаге.
– Нет, ваши вопросы.
Я смеюсь.
– Если не задавать вопросов, то не узнаешь и ответов.
Он улыбается, глядя в блокнот.
– Почему бы вам не рассказать мне о причине вашего звонка?
– А вы не знаете?
– Я психотерапевт, а не ясновидящий.
– В противном случае вам было бы намного легче, не правда ли?
– Скорее, моя деятельность стала бы более жуткой.
Я уничтожаю еще полдюйма кофе.
– Я не сумасшедшая.
– Есть две точки зрения на данный вопрос. Либо никто не сумасшедший, либо мы все сумасшедшие, но по-своему. Как сказал греческий философ, человек должен быть чуть-чуть сумасшедшим, иначе он никогда не осмелится перерезать путы и освободиться.
– Сократ?
– Зорба[7].
Опять смеюсь.
– Я не знаю, доктор, возможно, вы более сумасшедший, чем я.
– Иногда я разговариваю сам с собой, – соглашается он. – Иногда даже отвечаю на собственные вопросы.
– Вы единственный ребенок в семье?
– Старший. У меня есть брат.
– А у меня младшая сестра. У нее есть вымышленные друзья. А из-за того, что родители мне не покупали куклу Кена, я нарисовала усы и волосы на груди одной из своих Барби.
– Вы и сейчас это делаете?
– Только если особа, с которой у меня свидание, оказывается женщиной.
На его щеке дернулась ямочка. Неужели я это серьезно? Тогда выходит, что я чокнутая или комедиантка, много лет подряд прячущая свою боль под покровом веселья. Неужели мне срочно нужен психоанализ? Может, я стану предметом важного исследования, заняв почетное место где-то между обсессивно-компульсивным синдромом и диссоциативным расстройством идентичности?
– Если это продолжается доныне, вам нужна психотерапевтическая помощь, – говорит он.
– Вы полагаете?
– Почему бы вам прямо не рассказать мне, что вас сюда привело?
Я откидываюсь на спинку, отхлебываю кофе, готовлю свою ложь.
– Мне постоянно снится ваза. Не такая, в которую ставят цветы. Старинная. Цвета карамели.
– Какие ощущения у вас вызывает этот сон?
– Страх…
– Она очень старая, – говорит мне Джеймс Витт.
Этот человек провел уйму времени, зарывшись в книги и мысленно погрузившись в прошлые века. Он помощник заведующего в Национальном музее. Давний приятель, хотя и выглядит все так же, как в тот день, когда мы окончили среднюю школу: тощий, узкоплечий и бледный. Он обходит вазу с горящим в глазах интересом.
– Действительно очень старая.
– Это такое научное понятие?
Он хохочет, и я на мгновение вижу его насосавшимся пива на