В столовой, одной на всех, без отдельных помещений для командного состава, оказалось полно народа. То ли наступил час обеда, то ли пришли полюбопытствовать на его счет. Однако Вернер все же вспомнил и о субординации и попросил Бохмана представить его командующему базы, если тот находится среди присутствующих.
– А никакого командующего нет, – с наивной мальчишеской улыбкой пояснил Вилли.
– Что значит нет? – Хартенштейн решил, он ослышался. Как это так, на военной базе и вдруг нет командующего? – Кто у вас хотя бы заведует штабом?
– И штаба нет, – рассмеялся в ответ Вилли.
– А что есть? – Хартенштейн уже ничего не понимал. – В чье распоряжение я прибыл?
– Что у нас есть? У нас есть гауптштрумфюрер Ховен, «Аненэрбе». Начальник исследовательского отдела зоогеографии и зооистории. Меморандум от 1938 года.
Хартенштейну явно расхотелось пить и есть, несмотря на то что перед ним уже стояла алюминиевая миска с аппетитным гуляшом по-венгерски и к ней стакан чистейшего, как родниковая вода, неразбавленного спирта. Он бредил наяву. Какой зооотдел, какая история, при чем здесь вообще «Аненэрбе»? Это же научное общество по расовым вопросам, правда, в прямом ведении рейхсфюрера Гиммлера, но концы с концами все равно не сходились.
– Не расстраивайтесь, есть еще Ени. Почетный бригадефюрер Рейнеке, старый пень, – последние слова Вилли произнес тихо и с насмешкой. – Можете представиться ему, если хотите. Он вроде как научный руководитель. Только наш старина Ени болен, схватил катар легочных путей, теперь лежит бревном и пьет микстуру. Ему седьмой десяток стукнет в нынешний Сочельник. Вообще-то он мой шеф, притом гениальный строительный инженер, хотя во многом – зануда и конформист. Так что мы и до сих пор с ним ругаемся понемногу. А раньше, бывало, битвы Тевтонского ордена за Литву устраивали между собой.
Тут интересную беседу пришлось прервать, потому что люди, тоже сидевшие за общим с ними длинным столом, жаждали и своей доли внимания. Он узнал расположившегося неподалеку вечно сонного радиста Бруно, тот и сейчас дремал над своей тарелкой, еще капитану представились человек десять из персонала базы. Хартенштейн, как это свойственно моряку, запомнил особенно двух – миленькую девушку Гуди, повара станции, судя по гуляшу, весьма неплохого, и Шарлоту Эйгрубер, блондинку среднего возраста с внушительным бюстом, оказавшуюся военным врачом и унтершарфюрером СС.
К Хартенштейну немедленно пристали с расспросами: «Что делается на Восточном