Он глубоко вздохнул и пригорюнился. Я уже догадывался, что чуда не случится. Моему соседу не скоро доведется увидеть родную Пикардию.
– Увы, этот проклятый Мазарини, жалкий паяц, лакеишка с поротой задницей…
Лакеишка с поротой задницей, он же Его Высокопреосвященство Джулио Мазарини, совсем недавно вернулся в славный город Париж. Фрондеры проиграли.
– Поверите ли, дорогой друг, этот арлекин посмел поднять руку даже на принцев крови! Даже мой покровитель доблестный принц де Бофор едва сумел сберечь на плечах свою голову.
Голову принц де Бофор сохранил, вовремя договорившись с арлекином, а вот друзьям принца пришлось туго. Моему соседу не повезло.
– Поэтому я буду вашим вечным должником, мой дорогой де Гуаира, и если какой-нибудь случай даст мне возможность… Увы, сколь горька чужбина!
Он вздохнул, прикрыл глаза, по тонким губам скользнула горькая усмешка.
Ночь. Тишина. Бой башенных часов…
Их ржавый стон так нестерпимо резок:
В нем слышен труб нетерпеливый зов
И злобный лязг железа о железо…
О чудо! Мой шумный сосед читал стихи. И, кажется, не такие уж и плохие.
Сквозь мглу я вижу, как, оскалив пасть,
Друг друга разорвать стремятся кони,
Как труп безглавый, не успев упасть,
Несется вскачь в неистовой погоне.
Гляди: Конде, как прежде, – впереди!
В веселье яростном, коня пришпоря,
Бросаюсь в это бешеное море;
Или – погибни, или – победи!
…Ни смерти, ни побед: одни мечтанья!
Ночь. Тишина. Бессонница. Изгнанье[10].
Он замолчал, и я поразился, как изменилось лицо этого буяна. Словно упала маска…
– Браво! – решился я наконец нарушить тишину. – Ваши?
– А? – встрепенулся шевалье дю Бартас. – Что вы, дорогой де Гуаира! Мне легче перебить дюжину швейцарцев, чем зарифмовать две строчки. Я вообще книжек не читаю. За свою жизнь я одолел часослов, молитвенник моей матушки и половину Евангелия от Матфея. Просто месяца два назад…
…Два месяца назад горячий пикардиец покидал Марсель, спасаясь от верной плахи. Добрые горожане собирались выдать всех фрондеров ландскнехтам мессера Мазарини. На постоялом дворе возле самой границы в его руки попалась брошенная кем-то книга – маленький томик без обложки и титульного листа.
– Я знаю, мой дорогой друг, что чтение – занятие, недостойное французского дворянина, но эти стихи оказались дивно близки моей тоскующей по родине душе. Одно странно: стихов много, и они о разном, но почему-то все содержат исключительно четырнадцать строчек. Кажется, неведомый мне пиит был не очень изобретателен!
– Это сонеты, – постаравшись не улыбнуться, пояснил я.
– Сонеты? – крайне удивился шевалье дю Бартас. – А я думал – стихи! Однако же мы отвлеклись, мой дорогой де Гуаира. Я только хотел сказать, что если здесь,