С другими учениями оно тоже говорит на своём языке. Оно по-своему трактует предшественников, по-своему интерепретирует современников, а главное – по-своему, на этом самом своём языке, опровергает и бранит все другие учения. В лучшем случае – игнорирует их или объясняет, что они говорят о том же, только не так внятно.
Получается, что философия представляет собой обширное островное государство, где на каждом острове свои нравы, традиции и свой государственный язык, считающий себя самым лучшим. Не очень хочется вспоминать об этом, но ведь многие из этих государств к тому же неутомимо воюют друг с другом.
Как же быть обычному человеку в этом разноречивом мире? Не единственное ли спасение – стать таким, как Эз?
Природный полиглот
Нелегко жилось Эзу. То ли не везло ему, то ли не понимал он чего-то в жизни, да вот жилось нелегко.
Но вот однажды упал ему в руки осенний лист, весь в прожилках, в узорах – словно в письменах. Присмотрелся Эз, стал понемногу слова разбирать. Так и научился читать осенние листья. Поэтому осенью ему стало жить особенно интересно. Весь год осени дожидался.
Потом решил: чего ж дожидаться? Выучил ещё белый язык зимы, разноцветный язык весны и зелёный язык лета. Выучил языки птиц и зверей. Вот и стал постепенно понимать язык всего, что происходит на свете. Такой замечательной жизнь у Эза стала – нескучной, удачливой, радостной. Он даже удивлялся, когда вспоминал: как же он раньше жил, пока всех этих языков не понимал…
Так вот, может быть, это и есть выход: терпеливо изучать языки всех учений, пока не научишься понимать каждое из них?
Вряд ли.
В отличие от Эза, с его природными языками, дополняющими друг друга, мы можем таким путём повысить эрудицию, расширить интеллект, но не можем обрести гармоничную мудрость. Языки учений находятся не в гармонии, а в откровенном противоборстве, и соединить их в себе – непосильная задача для человека.
Нельзя сказать, чтобы учениям была чужда идея гармонического единства.
Ведь носителями каждого учения являются живые люди с естественным ощущением единой человеческой природы. Поэтому любое учение преисполнено тоской по единству, по тому, чтобы пробиться к общей для всех истине, которая соединяла бы нас друг с другом, а не разъединяла. Но неизбежная тяга к самоутверждению побуждает его призывать всех к объединению вокруг него самого, к разговору именно на его языке.
Получается, что зарождаясь из личных идей, из внутреннего опыта отдельного человека, учение, становясь учением, может ради собственного самоутверждения пренебрегать интересами человека, к которому оно обращено. Иногда учение, утвердившись на социальном уровне, превращается в идеологию, которая вообще теряет интерес к отдельному человеку.
Но мы-то, люди, остаёмся людьми!
Мы можем выбирать среди учений не то, которое зациклено на собственном