Худощавый наконец разговорившийся мужчина:
– Я был тогда на Дальнем Востоке, в поисковой партии…
Монументальный гражданин, торопливо пробирающийся в конец вагона:
– Мальчик, ты что возишься здесь, мешаешь людям ходить?..
Паровозная идиллия
На запасных путях стоят рядами начищенные, чёрные с красным паровозы. Они похожи на большие детсадовские игрушки или на яркие консервные банки.
– Немного жаль этих могучих добрых великанов, – сказала, вздохнув, сентиментальная тётенька…
Впрочем, их хранят на случай войны.
Коллективный вкус
Четвероклассница, услышавшая, что я москвич:
– Мне Москва не очень нравится. Ленинград лучше!
– А ты была в Ленинграде?
– (не смущаясь) Нет.
– А в Москве?
– Не была.
– Так почему ж тебе Ленинград больше нравится? По открыткам?
– А мы сначала с девочками разговаривали, а потом всем классом решили, что нам Ленинград больше нравится.
С мнением коллектива спорить труднее, но я всё-таки осторожно спрашиваю:
– А у вас многие из класса были в Москве или в Ленинграде?
– (недоуменно) Никто не был. Ну и что?..
Рыбная ночь
Ночью – остановка в Сары-Шагане, недалеко от Балхаша. Одна опытная пассажирка уже предупредила весь вагон, что сейчас местные будут продавать рыбу, что ею, безусловно, надо запастись и что надо просить маринку, потому что это, безусловно, самая лучшая рыба.
Поезд остановился. По перрону и по вагонам тотчас засновали бойкие старушки-казашки со связками больших распластанных рыб. «Маринку! Маринку!..» – кричали обученные пассажиры. «Маринка, маринка…» – утвердительно кивали казашки и совали им в руки связанную парами (пара – рубль, дорого, но удобно) копчёную рыбу. Все были довольны, пока поезд не отправился и не появилась откуда-то опытная пассажирка, которая всем объяснила, что рыба мало прокопчена и вообще полусырая, что она пересолена и годится только закусывать пиво и что это, безусловно, не маринка, а самый обычный судак.
Сама она конфузливо прятала за спиной точно таких же полусырых пересоленных судаков.
Мозаика вторая, алмаатинская
С первого взгляда
Почему путешественники так самоуверенны, что берутся описывать места, куда попадают впервые, не предоставляя это всецело тем, кто живёт там всю жизнь? Почему редактор, впервые увидевший рассказ, поправляет писателя, выпестовавшего там каждое слово? Почему в творческих натурах так ценится способность каждый раз заново, непривычными глазами смотреть на окружающее?
Новизна ощущения позволяет