– Верно, вы совсем не здоровы, – участливо подтвердила барышня.
Взъерошенный, покрывшийся лихорадочными пятнами репортер и впрямь выглядел неважно.
– У меня есть новости. Не до отдыха, – высокопарно ответил он и сел за стол, подвигая к себе чистые листы.
Все, что хотелось рассказать, потоком вылилось на бумагу не более, чем за час.
– Готово, – громко сообщил Бирюлев и поспешил к Титоренко.
Однако тот, едва начав читать, отложил статью. Снял пенсне, потер глаза, и чересчур ласково посоветовал:
– Шел бы ты домой, Георгий. Супруга тебя ищет – уже сюда приходила. Ты-то, поди, снова ей не сказал, куда запропастился? Ну, так не тревожься: я объяснил, что ты занят.
Репортер энергично потряс головой, отгоняя слова, как гнус.
– Как моя новость, Константин Павлович?
– Не пойдет, – после небольшой заминки сказал редактор.
– То есть как? – с тех пор, как появились невидимые, уже подзабылось, до чего неприятно звучит эта фраза.
– Обычно. Одни эмоции да неприязнь, но нового – ничего.
– Как – ничего? Полиция не пожелала опросить свидетелей! А неприязнь, конечно, есть, но только не от меня, а ко мне, – горячо затараторил Бирюлев, но Титоренко оборвал:
– Я тебя понимаю… Хотя, чего там – такое не поймешь. Но на твое место я бы точно не захотел. Однако разносить в газете пустые сплетни не стану. Я ж не баба-лоточница.
Репортер резко встал. Вышел из кабинета, и дальше – из редакции, даже не забрав свой портфель.
Домой? От одних мыслей об Ирине становилось совсем тоскливо. Он бесцельно слонялся по улицам, пока не наткнулся на довольно убогую гостиницу «Офелия».
Внутри оказалось тускло, пыльно, безлюдно – впрочем, думалось, что оживление наступало с приходом вечера. Холл освещали зеленоватые электрические лампы. Пахло непросохшим бельем.
Лысый старик-портье, вынырнувший из-под конторки, заставил вздрогнуть от неожиданности.
– Мне бы номер почище на пару дней.
Старик кивнул и протянул ключ.
– И водки принести.
Портье и здесь согласился.
– А на закуску что изволите?
Бирюлев пожал плечами: голода он не испытывал. И потому даже не обратил внимания, что именно по своему разумению доставил лысый старик. А вот горькая пришлась кстати. С непривычки тошнило, но репортер все равно упрямо пил до тех пор, пока начисто не избавился от мыслей и не уснул.
Расплата за часы покоя впечатляла. Впрочем, страдая физически, Бирюлев отвлекался от переживаний.
Уже давно перевалило за полдень, когда он ощутил не только улучшение здоровья – но и, вместе с тем, некоторое облегчение тяжести на душе.
– Ирина тут меня ни за что не найдет!
Глупая детская шалость. Ведь не намерен же он всерьез перечеркнуть разом целых пять лет усилий?
Пора возвращаться к жене… Ночь после страшной находки репортер и так