– … обвиняемый признался в посещении туалета.
Палыч ухмыльнулся и переключил на меня взгляд, которым он только что насквозь просверливал трепещущего отпрыска.
– И вот тут, друг Петрович, начинается самое любопытное. Оказывается…
Подполковник воздел указательный палец.
– … сынок задержались в дороге – и папенька успели закрыться в кабинке. Как показал обвиняемый, когда он окликнул папеньку, тот «послал» его. Тогда он попытался открыть дверь, но не смог. От излишнего усердия – и лишнего же количества потреблённого алкоголя – он потерял равновесие, упал, и ударился головой о пол. Очнулся, поматерил отца, после чего ушёл, а больше он ничего и не помнит.
Найдя во мне искомое сочувствие, Палыч тут же вернулся к работе: угрожающе навис над сынком.
– «Потерял равновесие», говоришь… Нет, парень: ты не равновесие потерял – ты потерял совесть. Ты за кого нас принимаешь? Долго ты ещё будешь измываться над нами? Долго ты ещё будешь врать мне в глаза?! Или мне, всё же, пригласить «группу товарищей»? Так они уже здесь – в соседнем кабинете! Позвать? Хочешь «немножко мужской дружбы»?
– Не надо! – всхлипнул «мальчонка». – Я всё скажу.
– Слушается версия номер три.
Почти жестом конферансье начУУР «пригласил автора к микрофону». Сынок уронил голову ещё ниже.
– Я был там…
– Где «там»?
Это был всё ещё текст подполковника: я не мешал товарищу.
Он сейчас был в своей стихии, а мне чужого не надо: ни чужих грехов, ни чужих лавров.
– В туалете… в кабинке, то есть…
– Выломал, таки?
Сынок затряс головой – мелко-мелко.
– Папенька открыли?! – ухмыльнулся подполковник.
– Сама…
– … по себе? – развернул ухмылку Палыч.
«Мальчонка» немедленно обложился руками.
– Честное слово, товарищ… гражданин начальник: когда я очнулся, дверь уже была открыта. Ну, то есть, приоткрыта. Я поднялся, заглянул туда… ну, на всякий случай – и увидел, ну…
– То, что увидел?
– Да…
Палыч «сочувственно» покачал головой.
– Значит, ты – ни сном, ни духом?
– Вот, ей…
Завершить клятвоприношение сынок не успел: помешал шланг.
– Долго ещё ты, сволочь, будешь глумиться надо мной? – принялся от души охаживать его подполковник. Настолько от души, что мне это пришлось не по душе. Ведь это наверняка «приходилось по душе» подследственного. По душе и материальной оболочке. Нарушение «условий договора» было налицо… и на лице «объекта», и я просто вынужден был укорить друга.
– Па-а-лыч!.. Я, конечно, признаю факт глумления… и всё такое… Но не при мне же! Ну, какие же мы после этого интеллигенты?!
– Извини, Петрович…
Подполковник