Многие удивляются: как, ради всего святого, пятилетний ребенок может помнить то, что произошло, когда ему было три года?! Господи, Натаниэль не может вспомнить даже то, чем занимался вчера. С другой стороны, они не слышали, как Рэчел снова и снова повторяла одну и ту же историю. Они не беседовали с психиатрами, которые уверяют, что травма, нанесенная психике ребенка, может застрять, как кость в горле. Они не видели, как видела я, что с тех пор, как отец Рэчел переехал, девочка расцвела. Но даже помимо всего прочего, как я могу проигнорировать слова ребенка? А если тот, на кого я решу не обращать внимания, по-настоящему страдает?
Сегодня Рэчел сидит в моем кабинете во вращающемся кресле. Косички достают ей до плеч, ножки тоненькие, как спички. Мой кабинет – не самое лучше место для разговора по душам. Но, с другой стороны, он всегда был таким. Сюда забегают и отсюда выбегают полицейские, и секретарша, которая у нас (у меня и еще нескольких окружных прокуроров) одна, выбрала, разумеется, момент, чтобы положить мне на стол дело.
– Сколько это займет по времени? Много? – спрашивает Мириам, не сводя глаз с дочери.
– Надеюсь, нет, – отвечаю я, потом здороваюсь с бабушкой Рэчел, которая будет присутствовать в зале суда в качестве эмоциональной поддержки во время слушания. Поскольку Мириам сама свидетель по делу, в зале ей присутствовать не разрешат. Вот вам и очередная безвыходная ситуация: ребенок за свидетельской трибуной в большинстве случаев лишен даже поддержки со стороны матери.
– Это действительно необходимо? – в сотый раз спрашивает Мириам.
– Да, – отвечаю я, открыто глядя ей прямо в глаза. – Ваш бывший супруг отказался признать себя виновным. А это означает, что показания Рэчел – единственное, чем располагает обвинение, чтобы доказать, что насилие вообще имело место. – Я опускаюсь на колени перед Рэчел и останавливаю вращающееся кресло. – Знаешь что, – признаюсь я, – иногда, когда двери закрыты, я и сама люблю покрутиться.
Рэчел крепко обнимает плюшевую игрушку.
– А у вас голова не кружится?
– Нет. Я представляю себе, что летаю.
Открывается дверь и заглядывает мой старинный друг, Патрик. Он при полном параде, а не в гражданском, как обычно ходят детективы.
– Эй, Нина, ты слышала, что почте пришлось отозвать серию марок «Известные адвокаты»? Люди не знали, на какую сторону плюнуть.
– Детектив Дюшарм, – многозначительно говорю я, – сейчас я немного занята.
Он краснеет, и румянец выгодно подчеркивает цвет его глаз. В детстве я подтрунивала над Патриком из-за этого. Однажды я убедила его, когда нам было лет по пять, как сейчас Рэчел, что у него глаза голубые потому, что в черепе отсутствует мозг – только пустота и облака.
– Прости, я не знал. – Так он завоевывал всех присутствующих в помещении женщин; если бы он пожелал, они стали