Улыбаясь изо всех сил, я заключаю сына в объятия. Он, тяжелый и теплый, точно ложится в мои руки: в определенные моменты жизни Натаниэля – когда он только родился или был еще младенцем – я была уверена, что мы две половинки одного целого.
– У тебя горлышко болит?
Он качает головой.
– Что-нибудь болит?
Очередное покачивание.
– Тебя что-то расстроило в школе? Кто-то что-то обидное сказал? Ты можешь рассказать, что произошло?
Три вопроса подряд – слишком много для него, чтобы обдумать, что уж говорить о том, чтобы на них ответить. Но я продолжаю надеяться, что Натаниэль вот-вот ответит.
Неужели миндалины настолько распухли, что затрудняют речь? Неужели так молниеносно развивается острый фарингит? Разве при менингите первые признаки – не боль в шее?
Натаниэль раскрывает губы – сейчас он мне все расскажет! – но его ротик остается пустой, молчаливой пещерой.
– Все в порядке, – успокаиваю я, хотя это не так, отнюдь не в порядке.
Калеб приезжает к педиатру, когда мы как раз ждем своей очереди. Натаниэль сидит рядом с железной дорогой «Брио» и возит паровозик по кругу. Я бросаю гневные взгляды на медсестру в приемной, которая, похоже, совершено не понимает, что мы не можем ждать, дело безотлагательное: мой сын сам не свой, и это не какая-то банальная простуда. Нас должны были принять еще полчаса назад.
Калеб тут же бросается к Натаниэлю, пытаясь втиснуться в пространство, отведенное детям для игр.
– Привет, дружище. Неважно себя чувствуешь, да?
Натаниэль пожимает плечами, но молчит. Одному Богу известно, сколько времени он уже не разговаривает!
– Натаниэль, у тебя что-то болит? – продолжает расспрашивать Калеб, и этого я вынести уже не в силах.
– Неужели ты думаешь, что я у него не спрашивала? – взрываюсь я.
– Не знаю, Нина. Я только приехал.
– Знаешь, Калеб, он не разговаривает. Он не отвечает на мои вопросы.
Другими словами, горькая правда, что мой сын заболел не свинкой и не бронхитом – ни одной из тех болезней, которые я могла бы понять, – угнетает еще больше. Странные случаи, подобные нынешнему, всегда оказываются чем-то ужасным: бородавка, которую невозможно удалить, пустит метастазы и станет раковой опухолью, а тупая головная боль превратится в опухоль головного мозга.
– Я даже не уверена, слышит ли он вообще, что я сейчас говорю. Знаю одно: какой-то вирус поражает его голосовые связки.
– Вирус. – Молчание. – Вчера он плохо себя чувствовал, а сегодня утром ты вытолкала его в садик, несмотря на то…
– Значит, это я виновата?
Калеб смерил меня тяжелым взглядом.
– Я хочу сказать только одно: в последнее время ты была слишком занята.
– Ты намекаешь, что я должна извиниться за то, что мой график работы, в отличие от твоего, ненормированный? Что ж, извини. Я попрошу, чтобы потерпевших насиловали и избивали в более удобное время.
– Нет, ты просто надеешься, что у твоего сына хватит здравого смысла заболеть, когда