– Сватаешься, кха-дар?
Он отогнал ее взмахом руки.
– Иду к гендорийцу торговаться за тех лошадок, что мы отбили. Это ведь был его табун. Старый хитрец попытается откупиться сеном. А по дороге у меня еще одно дело.
– Ага. До полудня есть что делать? Я бы проведала семью.
– Иди, – бросил он коротко. – Скажи Анд’эверсу, что будет работа для кузнеца.
– Скажу…
Внезапно она приметила, как из противоположной конюшни выходит Кошкодур, ведя сивого коня с уздой, украшенной серебром, и снаряженного будто в дорогу. Даже меч и щит приторочены к седлу. Два других коня стояли рядом. Трое верховых с черными лентами, вплетенными в гривы. Она сдержала стон.
– Авейн?
– Да, дочка. Сегодня ночью.
Где-то внутри нее отозвался стыд. Один из ее друзей умирал, а она спала как ни в чем не бывало. Даже не попрощалась с ним.
– Он не приходил в себя. – Казалось, Ласкольник читал ее мысли.
– Кха-дар, – заколебалась она, – может, в амрех пойду я? Будет порядком слез и криков. Люди ведут себя иначе, когда рядом женщина.
Он покачал головой, стараясь не смотреть ей в глаза.
– Нет, дочка. Тут командую я, и это мой камень. Не свалю его на чужие плечи.
Она еще раз глянула на сивого коня.
– Сольвен был последним сыном вдовы травника. Теперь она осталась одна. Я ее знаю. Позволь мне пойти хотя бы к ней.
Он внимательно посмотрел на нее.
– Ты и вправду хочешь этого?
Она выдержала его взгляд.
– Нет, кхе-дар, не хочу. Но я знаю его мать, Вейру, и будет лучше, если именно я верну его домой.
Он медленно расслабился:
– Хорошо, Кайлеан. Ступай.
Она взяла у Кошкодура поводья сивки и, оглаживая коня по ноздрям, шепнула:
– Пойдем, путник, пора домой.
И в тот же самый миг она словно исчезла. Люди рядом с ней опускали глаза, делая вид, что у них есть более важные занятия где-то на уровне роста мелкой домашней скотинки. Неправильно таращиться, когда душа мертвеца возвращается домой.
Кайлеан по той же причине не садилась на коня. Место в седле предназначалось для воина, павшего в битве. Во вьюках лежала изрядная часть их последней добычи. Вместе с оружием, упряжью, седлом и конем она представляла собой немалое богатство.
Но шла Кайлеан с этим к женщине, последний сын которой теперь стал пищей для воронов в степи.
Амрех – это воистину тяжелый камень.
Она прошла центром города, образованным перекрестком двух главных улиц. Никто ее не цеплял, никто не приветствовал, хотя многих она знала. Да и сама она делала вид, что здесь она – чужая.
Амрех – это камень, который до́лжно нести в одиночестве.
Прежде