Я был безмерно рад и горд, когда получал свои «вершки». Суфлер Пушок снова произнес хвалебные слова. Но когда на следующий день он пришел ко мне в поисках двадцати копеек, мне пришлось ему отказать, потому что все деньги ушли на уплату долгов. Пушок побагровел и, отрекаясь от своих похвал, процедил сквозь зубы:
– Черт знает что такое, всякое дерьмо на сцену лезет…
Но кроме радости конец сезона принес мне и печаль – он означал, что все мы должны расстаться.
В те времена во многих небольших городах труппы менялись ежегодно, а то и два раза в год – в каждом сезоне. Со многих точек зрения это было совсем неплохо. И вот почему.
Представьте себе маленький провинциальный город. Узкие повседневные интересы, сосредоточенные главным образом на соседях. И когда на новый театральный сезон приезжает новая труппа – это переключает внимание. Город несколько дней находится в возбужденном состоянии. Приехавшие актеры тоже неравнодушны к этому событию. Нравиться – это их профессиональное свойство. Они надевают все лучшее, что у них есть, и величественно прогуливаются по главной улице. Конечно, разглядывая актеров, обыватели ведут и такие разговоры:
– Скажите, кто этот красивый мужчина? – спрашивала жена владельца магазина готового платья.
– Это Гетманов! Герой-любовник!
– Не знаю, какой он герой, но любовник, я думаю, он хороший.
– А эта красавица, что проехала на штейгере?
– Это гранд-кокет Сундицкая.
– Не знаю, хорошо ли она играет, но кокетничает отменно.
Пошлость живуча, она и перед раскаленным железом сарказма устоит. Но у большинства интерес к новой труппе будоражил умы и сердца ожиданием необыкновенного.
За короткое пребывание труппы в городе не успевало установиться панибратское отношение к актерам, не успевал разрушиться и померкнуть их романтический ореол, без которого театр теряет свою притягательную силу.
Когда же в маленьком городе труппа не меняется и актеров знают десятки лет, опрощение наступает само собой.
– А вот идет Сережа Кириллов. Вы не знаете, что он играет сегодня?
– Сегодня же «Отелло».
– Сережа, смотри не задуши Клавочку.
Сережа служит в городском театре много лет. Его знают все, и о нем знают всё. Клавочку тоже все знают: она приехала сюда совсем молоденькой, и ее по привычке называют Клавочкой, хотя она уже лет пятнадцать играет Дездемону. А когда она возвращается с рынка, у нее можно узнать, почем сегодня мясо или капуста. В таких условиях таинство театра не уберечь.
Но это теперь, умудренный опытом, я могу так рассуждать. Тогда же, после первого моего сезона, меня до слез пугало расставание и с Кременчугом, и с его зрителями, и, главное, с моими новыми товарищами. Что делать, в семнадцать лет я привыкал к людям с какой-то трогательною нежностью. Впрочем, и в тридцать тоже… И в пятьдесят… И…
Труппа стала моей семьей. Может быть, давало знать себя