«Кто знает, – размышлял он, – возможно, содержащиеся в ней данные, уже добытые германскими разведчиками и итальянскими осведомителями, как раз и помогли бы мне в поисках следов дуче, навели на какие-то его связи, на имена доверенных людей…»
Ну а потом… Потом был итальянский аэродром «Пратика де Маре», отчаянная высадка его парней из планеров на вершину Абруццо, где Муссолини под охраной почти двух сотен карабинеров содержали в туристическом отеле «Кампо Императоре», и, наконец, двухместный самолетик «Физелер Шторьх», который, предельно утяжеленный самим Муссолини и его наполненным всевозможной писаниной чемоданом, лишь каким-то непостижимым чудом сумел взлететь с небольшого каменистого пятачка.
Действительно, только чудом, да еще потому, что, когда летчик заявил, что самолет перегружен и, исходя из своих технических характеристик, взлететь не способен, Скорцени в ту же минуту ткнул пистолетом в его затылок.
Один из помощников Геббельса, набивавшийся к Скорцени в биографы, вскоре вручил ему текст того, первого важного правительственного сообщения, которое под звуки фанфар прозвучало по германскому радио: «Ставка фюрера сообщает: германские парашютные войска, служба безопасности и войска СС под командованием одного венского фюрера СС осуществили сегодня операцию по освобождению дуче, захваченного в плен кликой изменников. Внезапный налет увенчался успехом. Операция стоила больших потерь. Дуче находится на свободе».
Какой убийственный, воистину достойный первого диверсанта рейха лаконизм!
«Если бы у вас, Скорцени, были завистники, их бы очень устроила та секретность, с которой “внебрачные сыны Геббельса” из “Германского радио” преподнесли народу ваш подвиг», – с присущим ему мрачным юмором заметил командир дивизии «Дас рейх» бригадефюрер Пауль Хауссер; той самой дивизии, в рядах которой в свое время Скорцени дошел почти до Москвы[34].
«А что, у меня завистников нет? Мне они не положены?».
«Теперь их уже действительно нет. Когда офицера начинают именовать самым страшным человеком Европы, у него появляются не завистники, а подражатели и последователи. Вы слышите меня, Скорцени: подражатели и последователи! Я, старый солдат, понимаю это именно так!»
«Впрочем, даже если бы они и появились, – взбодрился Скорцени. – Как говорили древние: “Упаси нас господь от друзей, а с врагами мы как-нибудь сами справимся”».
«Вы недооцениваете себя, Скорцени. После всех этих итальянских дел ваша слава достигла такой святости, что завидовать вам может решиться разве что фюрер. А фюрер, как известно, не завидует. Он открывает перед каждым из нас такое поле славы, на котором каждый может пройти весь путь, от Рыцарского креста[35] – до могильного и от могильного – до Рыцарского. Я,