В этот безымянный город прибывает такой же безымянный герой – безликий «он», человек без примет и персональной истории. Вообще-то он, вроде бы, искусствовед, прибыл сюда писать статью о нашумевшей постановке двадцатых годов, когда в местном театре царили нравы более чем вольные. Разного рода богема, по большей части сбежавшая сюда от советской власти (из текста следует, что сам Город отошел СССР по пакту Молотова – Риббентропа), ставит на городских подмостках оперу «Смерть Петрония», первое и единственное представление которой плавно перерастает в оргию. Художник, хореограф, автор либретто, композитор и исполнители главных ролей – все они оказываются вплетены в сложную историю с элементами метафизики и детектива, которую герою предстоит распутать.
Однако по мере расследования вокруг начинает твориться форменная чертовщина. Тени оживают, город наполняется выходцами из прошлого, которое вроде бы давно закончилось, но в то же время продолжает длиться. Оперная дива, убитая прямо на сцене ревнивым любовником, прорастает в собственной полубезумной правнучке, под сенью барочного монастыря затаился призрак, отлично помнящий ужасы Холокоста и готовый в любой момент рассказать о них всем желающим, официантка в местном кафе работает тут, по ее собственным словам, с конца XVIII века, а вездесущий старикашка, которого главный герой нанимает в качестве консультанта, похоже, и вовсе вечен. Все вместе они формируют странную и выморочную расу древних обитателей этого города – неотделимых от него, сумрачных и загадочных автохтонов. И все они так или иначе связаны с таинственной и практически забытой постановкой без малого столетней давности.
Дочитав роман до конца и слегка переведя дух (а заодно не без легкого огорчения обнаружив, что всё это время автор крайне успешно водил за нос и читателя, и героя), можно начать размышлять над вопросами, поставленными в первом абзаце, – помните, я говорила, что до них очередь тоже дойдет. Сама Галина регулярно подчеркивает свою преемственность по отношению к братьям Стругацким (вот и на сей раз в самой серединке романа имеется изящный реверанс в их сторону). Однако нет: мир Марии Галиной – теплый, вещный, с мокрыми носками и творожными запеканками – ничуть не похож на предельно схематичную, чуждую любой детальности реальность Стругацких. Зато он похож – и вряд ли это случайно – на мир «Американских богов» Нила Геймана, а еще немножко на «Волхва» Джона Фаулза. Нет, никакой политики в том, что украинский город лишен всех признаков украинскости (кроме, разве что, казацкого кулеша, который подают в полуподпольном кабаке),