– Знакомься! Это вот Семен Петрович! – сказал старик, указывая на стоящего на распластанных лапах по краю стола Гуся. Навстречу гостье гусь вытянул шею и, расправив крылья, громко зашипел.
– А это Иван Иванович, – продолжал дед представлять своих друзей. – Ну-ка, Иван Иванович, покажись девушке! – командовал дед.
Черный сильно лохматый пес, которого назвали Иваном Ивановичем, умильно глянув на хозяина, тявкнул и энергично забил хвостом о лавку.
– А ты, Муся, что молчишь? – дед взял пушистую трехцветную кошку на руки, и та громко, на всю избу слышно, замурлыкала.
Племянничка между тем выложила на стол содержимое сумки: колбаски, сливочное масло, сгущенку… Для того времени (голодные 90-е годы) это было большим богатством.
Дедовы гости тут же проявили к девушке и ее подаркам живой интерес: пес радостно запрыгал и просительно заскулил, гусь захлопал крыльями и норовил схватить дедову племянничку за подол платья, а кошка, не переставая мурлыкать, протяжно мяукнула.
– Все, господа-ребяты. Идите-ка вы погуляйте! Кыш! – сказал дед своим «домочадцам», выставляя их за дверь.
Желая в свою очередь побаловать племянничку, дед вынул из кухонного шкапика конфеты в яркой заграничной упаковке, положил на стол какой-то очень красиво упакованный пудинг, наконец, поставил баночку с цветастой наклейкой, где изображены были аппетитные огурчики в пупырышках. Дед Василий полюбовался на банку и торжественно произнес: «И все это прислано нам из Германии». И чуть поразмыслив, добавил: «А хорошо, что мы тогда, в 45-ом, не стали их добивать. Кто бы нам, голодным, теперь такую бы красоту прислал?»
Этикетками с этих баночек и коробочек была у деда Васи обклеена вся изба, не считая угла, где внизу сходились две деревянные лавки, а вверху на деревянной полочке строго высилась одетая в потемневший оклад икона Пресвятой Богородицы с Младенцем. «Эдакую красоту надо сохранять!» – говорил он. «И еще надо помнить добро!» – поучительно сказал он будто самому себе, а потом, бережно сняв со стены старую-престарую балалайку, стал одну за другой пробовать струны и вскоре заиграл: «Во саду ли в огороде девица гуляла… Она ростом невеличка, сама белоличка-а».
Дальше слов дед, видимо, не помнил и тренькал на балалайке бодрую мелодию.
– Ну и чего ты, дедуня, дожидаешься в этой деревне? Один без людей тут пропадаешь, – спросила его внучатая племянница. – Шел бы к нам жить. Отец с матерью тебя зовут, уж так зовут…
Дед в ответ продолжал наяривать свое: «Во саду ли в огороде»… А потом отложил балалайку и как бы между прочим: «Пока я здесь живу и деревня жива. А мечта моя: чтоб возродилась деревня. Вот так, милая». И убежденно, словно молитву: «Да возродятся Васьки!»
Над деревней, освещая серые деревенские избы и причудливой красоты белые развалины церкви над прудом, висела полная луна и неслись от юга к северу легкие серебряные облака.
Спаситель
Живет