Рядом, между поселком и горой Беклемеш – озеро Истихед, куда ходили в свободное время на рыбалку за гольцом. Ловили на блёсенку из пульки, из которой выплавляли свинец. Ставился маленький импровизированный шатер, расчищался снег, делалась лунка. Если лечь, прижаться ко льду, ладоням глаза от света закрыть, видно дно, гальку, рыбу. С первой кожицу долой и – на лёд. Как только рыбка замерзнет, кожицу с чешуёй – долой, и можно сделать нарезку, строганину, посолить, достать и налить наконец спиртику, вспомнить… и… Эх!
Зимой в гости из тундры приезжал на нартах, запряженных собачками, знакомый чукча Амуму. Сразу спрашивал:
– Калишики, водки дай!
Выпивал разбавленный спирт, быстро хмелел, выходил на снег, втыкал длинный шест, набрасывал на голову капюшон кухлянки, укутывался, ложился рядом с шестом, собачки сразу же, как по команде, пристраивались вокруг него, и до утра под сполохами северного сияния все спали. К утру над ними наметало большой сугроб, виден один шест каюра. Вдруг из-под сугроба выскакивал Амуму, гикал, и только облако снежной пыли некоторое время кружило на месте ночёвки.
В 48-м у них родился первенец, мой старший брат Валентин, в 50-м – я, Виктор, а в августе на американском фрегате по штормовому морю все мы отправились на Большую Землю, во Владивосток. Приехала три года назад молодая супружеская пара, вернулась с двумя сыновьями. Была на маме та же шинель, те же сапоги, не было синей габардиновой военной юбки, из которой сшили писцовую шубку для старшего братика.
Впереди их ждали военная служба в горно-артиллерийском полку и жизнь в бараке в ауле Дзауджикау под Владикавказом, где вкопанная до башни «тридцатьчетверка», кем-то забытая, продолжала держать оборону.
А на десерт, как приз – чистая, аккуратная Германия со следами войны, но без следов разорения, и служба в пяти советских гарнизонах 2-й Гвардейской Танковой армии.
И только в 1960-м их встретила неоправившаяся от войны Россия со своими постаревшими, покалеченными и нищими сыновьями в пригородных «трудовых» поездах и на асфальте перронов.
2. Первые шаги
Кавказ, Дзауджикау, начало 1953-го. Папа уже в Германии, нам пока нельзя. Я замёрз, вбегаю в барак, налево, по коридору, опять налево, кухня, слева у входа сидит мама у нашего столика. Я утыкаюсь в её колени, она берёт детские пальчики в свои ладони и дышит в это милое гнездышко. Начинаю понимать – согревает не только огонь.
Март 1953. Умер Сталин. Траурные флаги на всех бараках, движение танков по ближнему шоссе.
Лето 1953. Папа приехал в отпуск! Всё время летаю: он любит меня подбрасывать. А офицер-сосед берёт к себе на лошадь в седло, и мы скачем. Ночью вижу первый запомнившийся сон: земля – это одна большая стиральная доска, и когда двигаешься по ней, сильно трясёт.