Молния расколола ночное небо. Молодой человек выглянул в окно: в рваной вспышке ослепительного пламени костистые деревья и руины аббатства на холме предстали искореженными и зловещими силуэтами.
Ворон прочистил горло.
– Я спрашиваю, тебе нравится это писать?
Молодой человек посмотрел на птицу, потом отвел взгляд и молча покачал головой.
– Вот поэтому ты все и кромсаешь, – сказал ворон. – Когда ты высмеиваешь избитые фразы и серые будни, в тебе говорит не сатирик. Тебе просто скучно. Понимаешь? – Ворон помедлил, клювом поправляя встопорщенное перо. Затем вновь взглянул на молодого человека: – А ты никогда не задумывался… может, стоит писать фэнтези?
Молодой человек рассмеялся:
– Фэнтези? Слушай, я пишу настоящие книги. Настоящую литературу. Фэнтези – это не жизнь. Эзотерические выдумки, которые меньшинство пишет для меньшинства, это…
– Это то, что ты стал бы писать, если бы понимал, что для тебя хорошо, а что плохо.
– Я приверженец классической школы, – сказал молодой человек и указал на книжную полку с образцами бессмертной классики. «Удольфские тайны», «Замок Отранто», «Рукопись, найденная в Сарагосе», «Монах» и так далее. – Это литература.
– Никогда, – сказал ворон. Отныне и впредь молодой человек не слышал от него ни единого слова. Ворон сорвался с бюста, расправил крылья и вылетел из кабинета в темноту, что ждала за распахнутой дверью.
Молодой человек зябко повел плечами. Потом перебрал в уме стандартные темы фэнтези: автомобили, игра на бирже, сезонные транспортные билеты, домохозяйки и полицейские, советы психологов и реклама моющих средств, подоходный налог, дешевые рестораны, глянцевые журналы, кредитные карточки, уличные фонари и компьютеры…
– Да, чистой воды эскапизм, – сказал он вслух. – Но не это ли главное стремление человека – порыв к свободе, тяга избегнуть обыденности?
Молодой человек вернулся к столу, собрал страницы незаконченного романа и бесцеремонно уронил в нижний ящик, к пожелтевшим старинным картам, таинственным завещаниям и документам, подписанным кровью. Пыль взметнулась потревоженным облаком, молодой человек закашлялся.
Он взял новое перо, заострил перочинным ножом. Пять умелых ударов – и у него имеется стило. Он окунул кончик пера в чернильницу. И снова начал писать:
Амелия Эрншоу поместила два ломтика хлеба с отрубями в тостер и толкнула их вниз. Таймер настроила на «сильно поджаристый», как любит Джордж. Сама Амелия любила чуть подрумяненные тосты. И ей больше нравился белый хлеб, пусть в нем и нет витаминов. Она уже лет десять не ела белого хлеба.
Джордж сидел за столом и читал газету. Он даже не посмотрел на Амелию. Он никогда на нее не смотрит.
«Я его ненавижу, – подумала она, и это простое превращение эмоций в слова несказанно ее удивило. – Я его ненавижу. – Звучало, как песня. – Я ненавижу его за поджаристые тосты, за лысину, за то, что он домогается