Я не достиг еще и двадцати лет, когда матушка моя скончалась. Образование у меня было сугубо домашнее, да и с изрядными прорехами, никаким ремеслом я не владел, наследство же оказалось весьма скудным: матушка, хоть и происходила из дворян и сама получила в наследство относительно немалое состояние, но (Бог ей судья) почти все умудрилась распылить на какие-то дела прогрессистского толка. Ох, я бы этого г-на Чернышевского, попадись он мне!..
Короче говоря, несколько лет я прослужил писарем в департаменте, благо, почерком обладал отменным, но вскоре понял, что ощущаю себя совершенно лишним в российской жизни, я не нашел для своих сил иного приложения как отправиться волонтером на начинавшуюся Англо-бурскую войну.
Что я привез с собой оттуда после трех лет весьма кровавой войны, помимо пяти пуль, вырезанных из моего тела тамошними военными эскулапами, звания капрала британской колониальной армии и права на скромный пенсион от короля Георга? Еще – кое-какие навыки. Стрелять научился превосходно, стал неплохим следопытом, или, к примеру, мог ночью по запаху учуять шакала, рыскающего поблизости (эта трусливая тварь может своими мощными челюстями откусить ногу спящему, а когда он истечет кровью – тут уж вся стая сбегается на пиршество). Или мог запутать следы, убегая от зулусов, которые пострашнее любых шакалов. Или невесть каким чутьем умел уловить приближение черного аспида (по-зулусски «черной мамбы» – страшной африканской гадюки, смерть от укуса которой наступает через пять минут, а кусает она не с целью спастись от врага, а просто от избытка скопившегося в ней яда).
Но поскольку Россия – не Южная Африка, то, вернувшись с войны, я обладал не большими навыками для жизни здесь, нежели до своего отбытия.
Снова идти в писари мне, закаленному солдату, было теперь как-то не под стать. Некоторое время я выступал в цирке в роли, как было заявлено в афише, «русского Вильгельма Телля», сбивал пулей из револьвера яблоко с головы ассистентки; бывал и борцом (сам знаменитый Иван Поддубный занимался совершенствованием моего искусства в этом деле и сулил мне на сем поприще неплохое будущее).
Вскоре, однако, мне все это прискучило, я бросил цирк; через месяц-другой я уверился, что жизнь моя – конченная, и напоследок всецело предался пьянству; лишь на то моего британского пенсиона и хватало.
Именно в таком мизерабельном состоянии меня и нашел в Москве Андрей Исидорович Васильцев, председатель Тайного Суда.
Оказалось, незаконный мой батюшка (к слову, недавно погибший при весьма жестоких обстоятельствах, о которых не стану здесь говорить) был никем иным, как палачом этого самого Суда, а поскольку должности там, согласно традиции, передаются исключительно