«Русская трагедия» – название сериала книг П. Алешкина. А мне при чтении этого романа кажется, что можно было бы назвать ее и «Немецкой трагедией». Ибо ситуация, в которой оказался честный предприниматель России, адекватна тысячам тысяч трагедий, свершающихся на территории объединенной Германии. Я сам был уничтожен властями Берлина по указке неонацистов: закрыл единственный в Западной Европе русский детский музыкально-драматический театр, ушел в сторону, преданный и депутатами Бундестага от ПДС, и испугавшимися этой силы своими сотрудниками, и разом попрятавшимися только вчера еще восторженными зрителями. Ушел в сторону, ибо на чужбине не нашел в себе сил выстоять с той силой, с какой столкнулся Дмитрий Анохин в Москве.
В жизни прообраз главного героя романа «Беглецы» оказался в ситуации, созданной прихвостнями из окружения М. Горбачева и Б. Ельцина, поставившими перед собой цель как можно больше национальных богатств СССР перевести из страны в обшорные банки Запада – и уже оттуда ввозить в Россию деньги мелкими частями для того, чтобы создавать банки и заниматься ростовщичеством на легальной основе. В жизни таких ситуаций с созданием с помощью государственной поддержки очень успешных производств и фирм, а потом их исчезновением по указке сверху, были тысячи. Именно таким образом было практически легально вывезено то, что сейчас называют «золотом партии» и о чем пишется так много абсолютно лживых книг, ставящих задачу запутать сознание обывателя и сокрыть от него истинных похитителей общенародного богатства общества общинного типа. Состояния Собчака, Гавриила Попова и прочих практически не упоминаемых ныне в СМИ плутократов создавались в большей части своей именно таким образом. И Дмитрии Анохины были лишь крохотными частичками в хорошо организованной и успешно проведенной бандитской операции.
Потому героя «Беглецов» следует ко всему прочему оценивать еще и как «маленького человека» – персонажа литературы нового времени. Античный герой и маленький человек – симбиоз в мировой литературе уникальный. При этом, персонаж этот проявляет себя не на поле брани, где порой одно отчаяние или тупое согласие на готовность принести себя в жертву делает человека в глазах оставшихся в живых героем, а в жизни обыденной, какая проходит