Желтые перчатки. «И страсть, и любовь, и похоть – все это прекрасно. Это все едино. Если это не так, то я ничего не понимаю…». Анна Данилова

обои, колченогие стулья, продавленный диван, грязный стол с остатками еды и прочие атрибуты беспорядочной богемной жизни хронического неудачника – ничто не могло омрачить их любви.

      – Чем отличается любовь от страсти? Страсть от похоти? – погружаясь в сладость дремы, спрашивала Валентина, чувствуя дыхание Невского на своей щеке.

      – И страсть, и любовь, и похоть – все это прекрасно. Это все едино. Если это не так, то я ничего не понимаю. – Невский лежал с закрытыми глазами и долго еще рассуждал о похоти, пока не уснул. Ему приснился дождь и оранжевые осенние листья, красивые, кленовые, которые летели откуда-то сверху, а потом почему-то превратились в золотые кудри Валентины. Игорь еще ни разу в жизни не был так счастлив.

***

      Лариса записала в блокноте: «Валентина Невская». За такую информацию Аня заплатит ей пятьдесят копеек, не больше. Она такая же Невская, эта рыжая девица, как и Македонская. Но выпытать у администраторши большее ей все равно не удалось: видать, Невский заплатил ей за номер раза в два, а то, может, и три больше.

      И Лариса решила войти в ИХ номер. Достала ключи у дежурной по этажу, заговорив ее до смерти, вошла в пустой номер и принялась шарить в поисках чего-нибудь, что могло подсказать ей фамилию Валентины. Но сумочки, разумеется, не было. На простынях, сбитых в большой голубоватый ком, она вдруг увидела странные желтые перчатки. Лариса взяла их и поднесла к носу. Она стояла так довольно долго, наслаждаясь запахом духов, которым были пропитаны эти изящные вещицы. Выглянула в коридор: никого. Вернувшись в номер, она позвонила Вельде:

      – Ее имя – Валентина, фамилию она не сказала, – рапортовала Игудина, – в номере я тоже ничего не обнаружила, ни паспорта, ничего… Кроме двух черных костюмов и желтых перчаток – ничего.