– Ну, мальчик, что ты умеешь делать?
– С вашего позволения, сэр, ничего…
– Ничего! И шотландский флинг не умеешь танцевать?!
– Нет, сэр.
– Вот так-так! С таким именем, как Чисхолм?!
– Мне очень жаль, сэр.
– Хм! Не очень-то много от тебя проку, а, мальчик?
– Да, сэр. Разве только, сэр… – дрожа сказал он, – может быть, я умею ловить рыбу.
– Может быть? А? – На губах Макнэбба появилась неторопливая ироническая усмешка. – Тогда, может быть, мы с тобой подружимся. – Его усмешка стала шире. – Клан Чисхолмов и клан Макнэббов удили вместе, да и сражались вместе, когда нас с тобой еще и в помине не было. Ну а сейчас беги, пока я не отколотил тебя палкой.
…А теперь еще один семестр, и он покинет Холиуэлл. Снова его взгляд скользнул вниз, к небольшим группам, прохаживающимся взад и вперед по усыпанным гравием террасам около фонтана. Почти как в семинарии! Ну и что из этого? Большинство из них отправятся отсюда в семинарию Сан-Моралес в Испании. Среди других гуляющих Фрэнсис различил своих товарищей по комнате, они ходили вместе. Ансельм, как всегда не скрывавший своих привязанностей, нежно взял под руку своего спутника. Тот прохаживался, по привычке жестикулируя, но в меру, как и подобает абсолютному чемпиону кубка доброго товарищества Фрейзера. Сзади них, окруженный своими поклонниками, шагал отец Тэррент – высокий, темноволосый, худой, сосредоточенный, отчужденный и одновременно насмешливый…
При виде этого моложавого священника лицо Фрэнсиса приняло несвойственное ему жесткое выражение. Он с отвращением посмотрел на открытую записную книжку на подоконнике перед ним, взял перо и, помедлив минуту, начал писать. Решительно сдвинутые брови не портили чистых очертаний его загорелого лица и темной ясности его карих глаз. К восемнадцати годам тело Фрэнсиса приобрело гибкую грацию. Светлая чистота облика юноши, какой-то присущий ему вид нетронутости и трогательности странным образом усиливали его физическую привлекательность, но неизменно доставляли ему – увы! – немало горьких, унизительных минут.
«14 июня 1887 г.
Сегодня случилось нечто столь удивительное, сенсационное и выходящее за рамки всех правил, что я должен отыграться на этом противном дневнике (и на отце Тэрренте!), записав это. По существу, мне не следовало бы терять этот час перед вечерней – потом Ансельм припрет меня к стенке и заставит идти играть в мяч, – мне нужно было бы коротко записать: Вознесение… Чудесный день… Незабываемое приключение со свирепым Маком… И этим ограничиться. Но даже наш язвительный заведующий учебной частью признает одну мою врожденную