Рудольф был один на один с собой, насквозь мокрый от пота и погрязший в смертном грехе. Когда он шел обратно к своей скамье, его раздвоенные копыта издавали резкий громкий стук об пол, и он знал, что его сердце наполнено ядом.
Красивый мальчик с глазами голубыми, словно медный купорос, и ресницами, окружавшими их, словно лепестки цветов, закончил рассказывать отцу Шварцу о своем грехе, и квадрат падавшего на него солнечного света переместился на полчаса вглубь комнаты. Рудольф был уже не так испуган; облегчение от ноши рассказа конечно же возымело последствия. Он был уверен, что, пока он находится в комнате с этим священником, Господь не остановит его сердца, поэтому он вздохнул и стал тихо сидеть, ожидая, что скажет святой отец.
Холодные слезящиеся глаза отца Шварца были прикованы к узору на ковре, где солнце подчеркнуло свастики, плоские нерасцветшие стебли и бледные отголоски цветов. Часы в холле настойчиво тикали, приближая закат, неуютная комната и вечер за окном навевали густую скуку, дробившуюся время от времени лишь гулким стуком молотка, разносившимся далеко в сухом воздухе. Нервы священника скрутились и истончились, а бусины его четок ползали, извиваясь, как змеи, на зеленом сукне столешницы. Он никак не мог припомнить, что же он теперь должен сказать?
Из всего, что только было в этом населенном шведскими эммигрантами затерянном городке, он видел сейчас лишь глаза этого мальчика – красивые глаза, с ресницами, которые расходились от них без охоты и загибались назад, словно желая к ним вернуться.
Тишина продолжалась еще мгновение; Рудольф ждал, и священник с трудом пытался вспомнить что-то, что ускользало от него все дальше и дальше, а часы все так же продолжали тикать в ветхом доме. Затем отец Шварц тяжело уставился на мальчика и произнес странным голосом:
– Когда много людей собирается в лучших местах, все вокруг начинает сверкать.
Рудольф вздрогнул и быстро посмотрел в лицо отцу Шварцу.
– Я сказал… – начал священник и замолчал, прислушиваясь. – Слышишь ли ты, как стучит молоток, как тикают часы, как жужжат пчелы? Так вот, это нехорошо. Нужно собрать множество людей в центре Вселенной, где бы он ни был. И тогда, – его слезящиеся глаза понимающе расширились, – все вокруг начнет сверкать!
– Да, святой отец, – согласился Рудольф, немного побаиваясь.
– Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
– Ну, одно время я хотел стать бейсболистом, – нервно ответил Рудольф, – но не уверен, что это хорошая цель, так что теперь я хочу стать актером или моряком.
Священник опять пристально на него посмотрел.
– Я прекрасно понял, что ты имеешь в виду, – с неистовством произнес он.
Рудольф не имел в виду ничего особенного и еще больше разволновался при утверждении о том, что он все-таки что-то сказал.
«Этот человек сошел с ума, – подумал он, – я его боюсь.