Наступила тишина. Коронер кашлянул и сухо заметил:
– Можете ограничиться обещанием, если хотите.
Эван Мэдок вздернул подбородок.
– У меня нет никакого желания участвовать в совершенно бессмысленных процедурах. Вы думаете, они помешали бы мне лжесвидетельствовать, если бы я намеревался это сделать?
Коронер выпрямился.
– Правильно ли я понимаю, что вы по каким-то причинам не намерены правдиво отвечать на вопросы, которые будут вам заданы?
– Нет, разумеется. Я честный человек, мое «да» значит «да», а «нет» – «нет». И они не обретут большей или меньшей значимости в зависимости от того, повторю я вашу чушь или нет.
– Мистер Мэдок, я вынужден требовать уважения к суду.
– Я уважаю то, что достойно уважения. Я уважаю правосудие. Я почитаю то, что должно почитать. Я выразил свой протест и теперь готов дать обещание.
Присутствующие слушали как зачарованные, пока мистер Мэдок обещал говорить правду. Гвен Мэдок вполголоса произнесла: «О господи».
Завершив «бессмысленную процедуру», мистер Мэдок резко опустился на стул, сунул руки в карманы и откинулся на спинку. Таким образом, он оказался в профиль к залу, предоставив собравшимся рассматривать черные волосы, красивый лоб, торчащий подбородок и недобрый серый глаз.
На вопрос о положении мистера Харша в доме Мэдок коротко отвечал, что тот провел в Прайерз-Энд четыре года. Он жил в доме как друг, хотя и платил за содержание. Мужчины встречались за столом и иногда вместе проводили вечер. Они работали над совершенно разными вещами, и у каждого была отдельная лаборатория. Эти сведения мистер Мэдок выдавал короткими отрывистыми фразами, с видом полнейшего равнодушия. Затем спросили, не заметил ли он ли каких-нибудь перемен в поведении мистера Харша во вторник вечером. Мэдок ответил предельно кратко – «нет».
– Он вел себя как обычно?
– Разумеется.
– У него была привычка гулять после ужина?
– Да.
– Говорил ли он в вашем присутствии, что собирается в церковь, поиграть на органе?
– Кажется, мистер Харш об этом упоминал.
– У него была привычка играть на органе?
– Не знаю, что вы зовете привычкой. Он любил музыку. В свободное время он играл на органе.
Коронер взял одну из лежавших перед ним бумаг.
– У мистера Харша был пистолет?
Эван Мэдок вытащил правую руку из кармана и свесил через спинку стула. Сердито и с напором он ответил:
– Не имею ни малейшего понятия!
– Вы никогда не видели у него пистолет?
– Не видел.
– Мог ли он обзавестись им без вашего ведома?
В голосе Мэдока прозвучали оскорбительные нотки:
– Он мог обзавестись хоть десятком. У меня нет привычки рыться в чужих вещах.
Констебль положил на стол какой-то сверток.
– Вот этот пистолет, мистер Мэдок. Вы когда-нибудь раньше его видели?
– Нет.
– Вы знаете, чьего он производства?
– Немецкого, судя