Но неделя промчалась так быстро. Они и глазом не успели моргнуть, как нужно было ехать в аэропорт и встречать дедушку. Опять Настя переоделась в скромное школьное платье, собранное в талии в сборку и прикрывающее её маленький живот до незаметности. Опять начались уроки и в школе, и дома. Опять дедушка ласкал её ночами и опять пустырь принимал их по утрам в свои холодные по весне объятья, с каждым утром становящиеся всё теплее и теплее. В город окончательно пришла весна, а потом и лето, прекратив на время её учебные мытарства.
Летом дедушка перевёз всю свою, так называемую семью, включая тётю Машу, на большую правительственную закрытую дачу. Анастасия никогда не видела таких богатых, больших и удобных дач. Она вообще очень любила лето за его свободу. В детском доме лето открывало простор передвижения по закоулкам зарослей и кустов почти без присмотра воспитателей, а на этой даче позволяла реже видеть дедушку и гулять по незаселённой территории одной в своё собственное удовольствие. Она и гуляла одна, потому что и дедушка, и Лёня днями находились в Москве и появлялись только к вечеру. Живот её рос и рос, и становился большим арбузом, торчащим впереди и мешающим ей передвигаться быстро по разным затемнённым чащобам. Ей нравилось забираться во мрак зелени, наблюдать колыхание теней по взгорку и низкой лощине, собирать луговые букеты, и предаваться в тишине сумрака густых кустов тайным мечтам о своём принце…
К концу дня она даже уставала и встречала своих мужчин на топчане в тенёчке веранды, обложившись коробками со сладким. Они появлялись только к ужину. Лёня соблюдал положенную конспирацию, изображая из себя фиктивного мужа. К концу лета живот вырос совсем большим и вставал вопрос посещения школы, потому что в таком виде ни о какой школе даже и речи не могло быть. Наступивший сентябрь оставил их жить на даче. К концу сентября она должна была родить. Дедушка привёз на дачу врача, который стал жить в мансардной комнате, а по утрам и вечерам прослушивать её живот, мерить температуру и давление.
Родила она в самом конце сентября, двадцать девятого числа нормальную пухленькую девочку, которую тут же назвала именем Юлия, вопреки всяким желаниям своих мужчин и явным, и тайным. Роды прошли, хотя и больно, но на удивление быстро, так быстро, что она не успела толком ничего почувствовать, кроме боли, ни ужаса, ни страха. Уже на второй же день на даче прямо с утра появилась молодая женщина, неизвестно как туда попавшая, которая назвалась Татьяной-кормилицей. Настину же грудь врач очень сильно перебинтовал и запретил целую неделю видеть ребёнка. Дедушка объяснил это тем, что, во-первых, её грудь испортится от кормления, а во-вторых, все дворянские семьи испокон веку пользовались простолюдинками для вскармливания своих отпрысков. Так и получилось, что самые первые минуты и дни она не видала своё дитя, не успев понять чувство материнства и привязаться к ней материнским инстинктом.
В