О скором приходе зимы раньше всех узнают жители берега Чистого озера. В затонах, ближе к болотам, по утрам уже блестит тонкая корка льда, а на пожухлой траве у берега искрится иней, встречая яркое, но не греющее солнце. После разговора с Чернавой о ее сне прошло несколько недель, я продолжал жить размеренной жизнью на своей заимке, изготавливая арбалеты и болты к ним, раз в неделю отвозил несколько штук к Вара-су. Вот и сегодня, пообедав, решил отвезти следующую партию, оставив Дарину на хозяйстве – она уже второй день квасит овощи и коптит мясо – делаем запасы на зиму, а на днях сплавали вверх по протоке к ближайшему каменку и накупили всякого впрок. Ведь большинство проток вот-вот скует лед, дороги опустеют, и княжество уйдет на зимовку.
Узкая, не более трех метров полоска воды вдоль берега еще позволяет передвигаться по озеру, протоки несут теплую воду, что не позволяет схватиться льду. Но в тех местах, где расстояние меж устьями проток по берегу значительно и небольшая глубина, ледок все же появился. Я переложил на нос лодки две корзины с болтами и вязанку арбалетов, так вроде получше ломается еще не крепкий лед и несильно тормозится лодка.
Человека в траве у берега я заметил, когда до дома Вараса оставалось не более часа пути, поднял весло и, поправив перевязь, осмотрелся – никого, только это тело. Лодка по инерции еще немного проплыла, потом, толкаемая слабым течением из протоки, тихо стукнулась левым бортом о кромку льда и, слабо раскачиваясь, остановилась.
– Эй! – громко сказал я, продолжая внимательно осматривать сбросивший листву кустарник на берегу. – Ты живой?
В ответ человек чуть шевельнулся, промычав что-то нечленораздельное. Одной рукой он держался за ветку кустарника у самого корня, попытался подтянуться и выбраться из воды… Ветка хрустнула, человек застонал, погрузился в воду по шею и безвольно сник.
– Вот же бл… – выдал я матерную тираду.
За несколько взмахов весла я приблизился и, ухватив его за ремни кожаного доспеха, затащил раненого дружинника в лодку. Слипшиеся от запекшейся крови волосы прилипли к глубокому рассечению на лбу, на груди в двух местах пробит доспех. Мужик здоровый, еле вытянул его и чуть не перевернул лодку.
– Эй, – похлопал я его по щекам, – очнись, что случилось?
– Я не спал… я слышал…
– Что слышал? Кого?
– Я не видел, их никто не видел…
Дружинник явно бредил, его веки подрагивали, он тяжело дышал, и с каждым вздохом из пробитого доспеха надувались бурые кровавые пузыри. Еще один вздох, последний – у дружинника остекленели открытые глаза, и его лицо замерло, как посмертная маска.
– Что за хрень! – я выпрямился, ухватился за весло и стал быстро грести.
Сделав несколько гребков и заставив лодку быстро скользить по воде, я присел на колено и закрыл глаза покойнику.
Что он не видел и что слышал, я так и не понял. Похоже, из дружины объездчиков, что патрулируют перекрестки торговых трактов. Ладно, доберусь до Вараса, отправим Даука, что в подмастерьях у кузнеца, протокой