А «Скорая» уже едет (сборник). Андрей Ломачинский

у них языки поворачиваются такое произносить! Ну, «Скорая помощь»… А вот посадить бы такого недовольного на выездную бригаду, и прокатить бы его по все вот этим вызовам – посмотрел бы я тогда на него, следующим утром. Он бы в корне пересмотрел бы свои взгляды на отношение к вызовам, когда, например, он узнал бы, что «старая лошадь» Клуценко вызывает бригаду ежедневно, утром и вечером, чтобы ей перемеряли давление и сказали, одну ли таблетку сиднофарма принимать или хватит половины; что сердце «болит» у молодой истерички, решившей таким образом продемонстрировать своему столь же юному и не в меру ревнивому мужу, как ей становится плохо от его постоянных претензий; что лежащий мужчина в восьми из десяти случаев оказывается в доску пьяным бомжом, который обложит врача и фельдшера (а у нас подавляющее большинство персонала – женского пола) в четыре этажа такими словами, за которые удавить не стыдно; что бабушка Бойченко вызывает к своему хронику-мужу на ежедневную инъекцию коктейля «баралгин-магнезия-эуфиллин», которую должна, в идеале, осуществлять участковая медсестра. Только никто не интересуется подробностями. Зачем они простым смертным?

      Вот, однако, врач детской бригады взяла карту, бегло скользнула по ней взглядом и подтолкнула стоящего рядом фельдшера:

      – Три года, судороги. Побежали.

      Действительно, обоснованный повод к вызову. Судороги – это явление серьезное. Но не температура 38,7 °С, которую молодая мамаша просто не знает, чем сбивать.

      Беру карточку нашей бригады. Семь лет, девочка, повод – «упала с кровати». Не знаешь даже, смеяться или пугаться. В прошлый раз было «плохо в туалете». Иногда диспетчера по части формулировки поводов переплевывают известного хохмача Колю Фоменко.

      – Антон, взял?

      По коридору неторопливо шествует Офелия Михайловна, врач моей бригады. Мы с ней друг друга терпеть не можем, но по умолчанию соблюдаем до зубов вооруженный нейтралитет при совместной работе. Худой мир лучше доброй ссоры. А ссоры у нас были весьма добрыми…

      – Да.

      Офелия пробегает глазами содержимое карты. И ожидаемо открывает рот.

      – Оля! А что, детскую на этот вызов никак послать нельзя?

      – Они на судороги поехали! – злобно отзывается Оля, отделенная от разгневанного врача решеткой окна диспетчерской. – Может, вернуть?

      – Что, обе бригады поехали?

      – Офелия Михайловна, отвяжитесь! – кричит Оля. Война Офелии с диспетчерской длится уже не первый год. – Все вопросы к старшему врачу! Дали вам вызов – езжайте!

      – Сама езжай, шалашовка драная! – бушует Офелия. – Тебя бы, кикимору, по таким вызовам погонять, да в гору по гололеду!

      Я поворачиваюсь спиной к разразившейся буре и иду в машину. К подобным сценам я уже привык. Михайловна практически каждую карту вызова, полученную из рук диспетчера направления, подвергает такой цензуре, что и главный редактор газеты покраснеет. Сейчас на шум прибежит старший врач, и сцена скандала растянется, как минимум, минут на десять.

      Машина уже рычит, выбрасывая белые облачка выхлопных газов.