Дрожащей рукой девушка протянула билет и паспорт – не по-московски злое солнце выпивало все силы до дна. Вечер не принес облегчения, на оплавленных платформах Ленинградского вокзала жарились раскаленные поезда.
– Добро пожаловать, Елизавета Петровна! – вежливо улыбнулась проводница, возвращая ей паспорт.
Сервис за последние годы достиг невиданных высот.
В купе спального вагона было прохладно, работал кондиционер. Лиза из последних сил устроила чемодан в багажное отделение и вздохнула с облегчением. Можно считать, что в поезд она села без приключений.
«Что удивительно», – прошептал внутренний голос. Лизонька удрученно вздохнула: ну почему она такая неловкая и несамостоятельная?
***
– Елизавета, ты моя единственная дочь.
– Да, папа, – робко прошептала Лизонька, украдкой наблюдая за своим отцом – известным бизнесменом Петром Николаевичем Даниловым, который сосредоточенно раскуривал трубку.
Почему папа вызвал ее в свой рабочий кабинет? Обычно в эту комнату никому не было позволено входить. Лиза с опаской осмотрела темные дубовые панели, монументальный письменный стол, малахитовое пресс-папье и письменный прибор. Странным диссонансом в этом георгианском интерьере смотрелся ноутбук последней модели. Какое мрачное помещение! Девушка зябко повела плечами и принялась протирать очки, как делала всегда, когда нервничала. Если папа начинает разговор со слов «Елизавета, ты моя единственная дочь», то ничего хорошего ждать не приходится. Ну почему, почему она не может стать такой же сильной и решительной, как отец?
– Ты – единственная наследница всего моего состояния и моего дела.
О, это самое страшное! Хуже ничего быть не может. Сейчас папа скажет ей, что все лето она опять будет должна ходить в офис компании и учиться, как это он называет, вести дела. Это ужасно! Ужасно! Нет, Лизоньке не составляло труда разобраться в хитросплетении деловых механизмов, ее не смущала рутина бумажной работы, ей даже нравилось планировать, придумывать что-то новое, смотреть, как живет и дышит огромная машина финансовой корпорации… Но! Отдавать приказы людям, принимать решения, одним росчерком пера уничтожать конкурентов! Это ужасно. Даже простая просьба к секретарше – принести кофе – превращалась для нее в неразрешимую проблему.
Петр Данилов горестно вздохнул: с самого раннего детства его доченька предпочитала книги шумным играм с ровесниками. Постепенно некоторая необщительность превратилась в робость и стеснительность, а его чрезмерная опека сделала дочь нерешительной и неприспособленной к суровым реалиям жизни. И вот теперь… Теперь перед ним стоит почти невыполнимая задача: за короткий срок подготовить дочь к управлению корпорацией. Он понимал, что Лиза – редкая умница, но абсолютно не приспособлена к жизни. К жизни, с которой ей придется столкнуться уже через несколько месяцев…
Лизонька ждала продолжения разговора, как приговора.
– Ты, дочь, отправишься в путешествие, – твердо, даже сурово провозгласил отец.
***
– Путешествие? – встрепенулась Лиза. – Куда?
Любое путешествие будет лучше, чем сидение в папином кабинете. Хотя, и ехать куда-либо ей тоже не хотелось: чужие постели, отсутствие любимых книг, расставание с Бонапартом – пушистым персом… Больше всего Лизоньке хотелось бы провести лето на даче в Переделкино: сосновый лес, тишина, ласковое солнце, приличная библиотека, благословенное одиночество. Что может быть лучше?
– Куда – это ты сама решишь. Это будет не простое путешествие: ты поплывешь на «Лахесис». – Сообщил отец.
– На «Лахесис»? – Лиза знала, что у отца есть парусное судно, клипер, но зачем ехать куда-то таким варварским способом? Качка, маленькая каюта… То, что называется романтикой. Зачем ей такая романтика?
– Да, на «Лахесис», причем поплывешь капитаном, – непререкаемым тоном припечатал Петр Николаевич.
– К-капитаном? – Лизоньке показалось, что она видит дурной сон. Или что папа получил солнечный удар и теперь бредит. – Но за что? За что мне такое наказание?
Петр Данилов вздохнул и выбил на полированной столешнице дробь, очень напоминающую первые три такта «Тореадор, смелее в бой». Наказание! Черт подери! Его любимую «Лахесис» назвать наказанием!
– Елизавета! Я так решил. Тебе пора учиться управлять людьми. В этом кабинете тебе это плохо удается – всегда можно спрятаться. На клипере прятаться будет некуда.
– Но, папа!..
– Никаких «но, папа»! Никаких! Тебе двадцать два. Через год ты оканчиваешь институт, я уже не молод – на кого мне оставить компанию? Ты поплывешь, даже если мне придется доставить тебя на корабль связанной по ногам и рукам. – Петр Николаевич