Вспоминает М. Воронцов: «Милый Андрюша, почему он привязался ко мне, не знаю, но четыре года в училище мы почти не расставались. Я никогда не забуду первый общеобразовательный экзамен. Мы готовились вместе, готовились у него дома. Он честно учил, я честно писал шпаргалки. „Старик, – говорил он мне, – завалишься, вот попомни“. Но я оставался спокойным, так как опыт по этой части у меня накопился уже солидный. На экзамене произошла извечная несправедливость: Андрюша, честно учивший, почему-то получил четверку, а я, все списав со шпаргалки, естественно, получил пятерку. Ах, как он переживал, мой милый Андрюша, ну просто не находил себе места. А я никак не мог понять, почему он так огорчается. Стипендию он ведь все равно не получал, как сын обеспеченных родителей. На следующий день он поехал к педагогу по этому предмету и поздно вечером позвонил мне и почти прокричал: „Старик, я пересдал на „пять“. Я не понимал этого. Моя мама, выслушав мой рассказ, внимательно посмотрела на меня и сказала: „Запомни, Миша, ты никогда не будешь настоящим артистом, а он будет“. „Это еще почему?“ – возмутился я. «Потому, – сказала мама, – что у тебя нет тщеславия“.
Рассказывает Н. Пушнова: «Педагоги собрались удивительные. Совершенно уникальные специалисты по своей культуре и эрудиции. Общественные науки, слава богу, здесь велись чуть ли не интереснее, чем в университете. Шохин преподавал философию, и люди, собираясь в переполненных аудиториях, слушали затаив дыхание. От Кирилла Владимировича узнавали о таких мыслителях России, имена которых еще долго предпочиталось не произносить вслух. Беленький преподавал диамат и истмат, вещи, которые теперь, слава господи, никто и не слушает, и не читает. Но это был человек с необыкновенным обаянием, его все любили, приходили с удовольствием. На первом курсе Коган вела уроки истории партии, студенты собирались в зале, она приходила, садилась за пианино, спиной к аудитории, начинала играть вальсок на пианино. Затем вдруг поворачивалась:
– Ну, когда был первый съезд?
Все хохотали. В этих трудных жанрах советской науки «Щука» достигала невиданных высот: они не утомляли, они развивали, что не просто. Атмосфера царила «потрясающая».
Никто и никогда не позволил бы себе без уважительной причины пропустить