Школа Провили находилась в Зевенбергене, на узкой улице, пролегавшей между ратушей и протестантской церковью. Улица Зандвег была застроена прекрасными особняками, каких в Зюндерте не видывали. Но ни один не мог сравниться в великолепии с домом под номером A40. Богатые витражные панели венчали входную дверь и высокие окна второго этажа. Кирпичный фасад был отделан камнем, редко использовавшимся при строительстве в Зюндерте: углы здания, пилястры, гирлянды цветов и фрукты – все было из камня; над улицей нависал великолепный каменный балкон. Шесть каменных львиных голов смотрели вниз с широкого каменного карниза. Когда Анна и Дорус оставили сына в роскошной приемной школы, они были вполне уверены, что наконец вывели его на правильную дорогу.
В новом доме Винсента, больше напоминавшем дворец, многочисленный штат трудился на благо относительно небольшой группы учеников; здесь жили и получали образование 21 мальчик и 13 девочек – сыновья и дочери видных протестантов со всего Брабанта: высокопоставленных правительственных чиновников, состоятельных фермеров, преуспевающих местных торговцев и фабрикантов. Кроме шестидесятичетырехлетнего основателя школы Яна Провили, его жены Христины и сына Питера, преподавательский состав включал двух старших учителей, четырех воспитателей и гувернантку, специально выписанную из Лондона. Школа предлагала внушительный перечень предметов как для начального, так и для среднего уровня образования. Конечно, за все это нужно было платить – учебное заведение Провили не получало субсидий от государства. И хотя статус священника, как известно, давал Дорусу некоторые привилегии, лишних денег в семье не было. Поэтому каждый гульден, потраченный на обучение Винсента, его отец-священник отрывал от своей растущей семьи и нищей паствы.
Но Винсент понимал только одно: его бросили. В тот момент, когда повозка родителей скрылась из глаз, он почувствовал невыносимое одиночество. Всю оставшуюся жизнь он будет вспоминать прощание у дверей школы как один из самых душераздирающих моментов своей жизни. «Я стоял на ступенях перед школой господина Провили, глядя вслед экипажу на мокрой дороге», – писал он Тео двенадцать лет спустя. «Можно было разглядеть, как вдалеке по дороге через луга едет мокрая от дождя желтая повозка и голые деревья с двух сторон расступаются перед ней». Но в тот момент никакие сентиментальные образы не могли отвлечь его от очевидного вывода: после одиннадцати лет тщетных увещеваний не противиться семейному единению его изгнали с родного острова – пасторского дома – и отдали на волю волнам. Годы спустя он будет сравнивать свое горькое положение в Зевенбергене со скорбным одиночеством Христа в Гефсиманском саду, где Сын молил Отца о спасении.
Следующие два года в школе Провили лишь подтвердили его худшие опасения. Для чувствительного мальчика, скованного в обществе чужих