– А мне – не доброе, что ли? – Хохол обнял ее сзади за талию и поцеловал в шею, отведя в сторону волосы.
– И тебе тоже, – Марина повернулась к нему, чмокнув в щеку. – Пойдем, польешь мне, умоюсь.
– Ну пойдем.
В сенях было холодно и сыро, Коваль поежилась, пробуя пальцем ледяную воду в ведре и представляя с содроганием, как Женька с утра обливался такой водичкой на улице.
– Сейчас чайник принесу, а то тебе неприятно будет. – Хохол прекрасно знал, что она с трудом переносит холод, потому принес чайник и урегулировал, так сказать, несоответствие.
Умывшись, Марина окончательно проснулась, подобрала волосы кверху и посмотрела на Хохла – тот улыбался.
– Ты чего?
– Никак не привыкну, что здесь ты просто моя жена.
Она потрепала его по затылку, поцеловала в нос и пошла в кухню, где баба Настя только закончила выпечку, убрав со стола муку и выставив таз с румяными теплыми пирогами.
– Где пропали? Садитесь, пока горячие. Жень, молоко прихвати из холодильника, – распорядилась она, доставая из шкафа кружки.
Марина усадила Егорку на колени, разломила перед ним на тарелке пирожок и подвинула стакан с молоком.
– Мама, на! – он тут же схватил половинку и попытался засунуть ей в рот. Пришлось подчиниться и откусить.
– А теперь сам.
– Нет, мама, мама! – Егорка не отстал до тех пор, пока она не съела весь пирог с его тарелки, и только после этого согласился есть сам.
– Смотри, какой заботливый! – покачала головой баба Настя, глядя на их маневры. – Как тут и был, надо же!
– Ну ты сказала, бабка! – возмутился Женька. – Он же наш, Маринка ему мать!
– Ну-ну, – кивнула бабка. – Только глядите, как бы Нателкина кровинка не проснулась в пацане, нахлебаетесь тогда. Не родной он вам.
– Опять?! – взвился Хохол, вскакивая из-за стола. – Что ты каркаешь все время, как ворона старая?! Что в нем проснется, когда он и не знал ее толком? Маринка – его мать, а отец у него был такой, что тебе и не снилось, – грамотный, образованный, не быдло какое-то! И не смей вообще больше об этом заговаривать!
– Сядь на место! – негромко приказала Марина, не поднимая глаз от тарелки. – Ну?! – И, когда Женька сел, взглянула ему в глаза. – Что разорался?
– Пусть думает, что говорит!
– Я сказала – не ори. Ребенка напугаешь.
– Да идите вы!.. – Он вскочил, перевернув табуретку, и выбежал из дома, хлопнув дверью.
Егорка вертел головенкой, пытаясь понять, что происходит, а потом вдруг заплакал, ткнувшись личиком Марине в грудь. Она встала, заходила по комнате, успокаивая его, но он не прекращал, всхлипывал, подрагивая плечиками, и тогда бабка поднялась и забрала его, направляясь в маленькую комнату и указав Марине глазами на дверь – выйди, мол. Та прихватила куртку и вышла во двор, закурила, сев на лавку. У сарая Хохол махал топором, раскалывая огромные чурки – злость разгонял.
– Жень,