К Стагирию подвижнику, одержимому демоном, или О том, как преодолевать уныние и скорбь. Святитель Иоанн Златоуст

иго в юности своей; сидит уединенно и молчит (Плач. 3, 27–28); и о себе самом молит Бога так: не будь мне во отчуждение и сжалься надо мной в день лютый (Иер. 17, 17). И блаженный Павел, который столько просиял благодатью и превзошел человеческую природу, имел, тем не менее, нужду в этом благотворном средстве; посему и говорил: дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не превозносился. Трижды молил я Господа о том, чтобы удалил его от меня. Но [Господь] сказал мне: «довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи» (2 Кор. 12, 7–9). Хотя Евангельская проповедь могла быть совершена и без гонений, без скорбей, без трудов и подвигов, однако Христос не восхотел этого, промышляя о проповедниках. Поэтому и сказал им: в мире будете иметь скорбь (Ин. 16, 33). И желающим войти в Царство Небесное Он повелел идти тесным путем, так как иначе невозможно достигнуть его (см. Мф. 7, 13).

      Итак, скорби, искушения и все случающиеся с нами неприятности не менее радостей доказывают Божие о нас попечение. И что я говорю о здешних скорбях? Самая угроза геенною не менее обетования Царства Небесного показывает Божие человеколюбие. Если бы Он не угрожал геенною, то не скоро можно было бы достигнуть небесных благ. Одно обетование благ не достаточно для побуждения к добродетели, если не имеющих усердия к ней не поощряет и страх наказания. Поэтому Бог и первозданного человека вначале изгнал из рая, так как дарованная ему честь сделала бы его хуже, если бы осталась твердою и непоколебимою после нарушения заповеди. И что я говорю об Адаме? Чего не сделал бы Каин, живя в раю и наслаждаясь его утехами, если он и лишившись этого, и имея пред глазами своими наказание, постигшее отца, не вразумился, но впал еще в большее нечестие: первый и изобрел, и совершил убийство, и убийство самое преступное? Он не мало-помалу и не в течение долгого времени дошел до этого нового злодеяния, но внезапно и вдруг достиг самой вершины нечестия – подстерег и убил того, кто произошел из одной с ним утробы, и не оскорбил его ничем; или, может быть, Каин счел за оскорбление себе, что Авель угодил Богу? Впрочем, по моему мнению, и здесь ты можешь усмотреть человеколюбие Божие: когда Каин оскорбил Самого Бога, Творец вразумляет его словами и утешает в скорби; но когда он совершил преступление против брата, тогда уже Бог являет гнев Свой и налагает наказание. Между тем и первое заслуживало такого же, если не более жестокого наказания. Если у людей считается проступком и обидою, когда кто-нибудь из рабов лучшее сбережет для себя, а худшее подаст господину, не тем ли более это применимо в отношении к Богу? Но Каин совершил не только этот грех, но и другой, не меньший, – позавидовал чести брата. Если бы он раскаялся в грехе своем, то угодил бы Богу этою прекрасною переменою; но не от раскаяния, а от зависти и ненависти происходило его смущение, как показал это конец дела. Каин почти разгневался на Бога за то, что Бог, оскорбленный им, не почтил его и не предпочел злого доброму; однако Бог, несмотря на то что грехи Каина требовали тяжкого наказания, поступает с грешником гораздо милостивее,