– Вчера ты мне сказал, что ищешь родню, странный моркот. Но во владениях нашего народа таких, как ты, нет.
Я пожал плечами, не зная, что ответить на это. Старик продолжил:
– Это стало одной из причин того, что вы двое оказались в нашей тюрьме. Тревожные времена настали в Лесном Море Кавана. Из его сердца тянутся щупальца старого мира, воспетого драконами. И нам, вождям Тримурры, не нравится его песня, струящаяся сквозь плетение леса. Вчера, увидев тебя, я решил, что небо рухнуло на землю, а драконьи кости обросли плотью, травившей своим ядом поднебесный мир. Таким, как ты, неоткуда взяться под лунами. И знаешь почему?
– Не знаю, анкх, – отозвался я.
Князь нахмурился и сказал:
– Не смей меня называть этим древним словом, пришелец с равнины над стеной. Анкх у нашего народа был только один – царь черных моркотов, на которых ты чем-то похож. Но уже семь сотен лет минуло с тех дней, когда страсть Драконьего Катарсиса сожрала это племя безумцев и убийц. Сегодня ты увидел последнее утро в своей жизни, если только не скажет своего защитного слова Аскалай, родитель отцов. Мы послали за ним вчера, и оно прибыло на восходе солнца, укрытого плачущим покровом неба.
Я пошевелил руками, стянутыми за спиной все той же паутиной. Режущие нити впились в кожу еще глубже, чуть не заставив меня прикусить губы. Горотур, стоявший рядом невозмутимым идолом, фыркнул и проворчал:
– Вы утратили последний разум за эти века, красный. Мы простые путники, которые пришли найти сородичей этого чернявого.
Князь скривился и сказал, обращаясь к толпе вокруг нас:
– Пора Аскалай сказать свое слово. И пусть Бездна будет к вам милосердна, пришельцы, да снизошлет она вам смерть до того, как вы упадете на самое дно Лесного Моря.
По моркотам прокатилась волна движения, они расступились, и на лобное место медленно выбралось нечто кошмарное. Существо имело, кроме дряхлых корявых ног, четыре сучковатые руки. Голова напоминала перевернутый пенек с тремя горящими гнилой зеленью глазами. Кожа создания определенно была морщинистой древесной корой грязно-желтого цвета. В туловище твари зияло настоящее дупло, из которого неслось басовитое гудение, какое мог бы издавать рой диких пчел. Существо остановилось в пяти шагах от меня, и вокруг площади раздался жужжащий голос:
– Чую… Чую скованную силу, что рвется на волю в жажде полета…
– Оно говорит… – разнеслось по толпе моркотов.
– Тримурра скоро прозреет, – гудело существо сквозь поднявшийся гомон. – И красный свет растечется по ветвям нашего дома. И синее дыхание соберет лес воедино. И белая кровь напитает старые раны.
Аскалай замолкло на минуту, чем тут же воспользовался князь.