– И что же здесь такого потрясающего?
Икарий откинулся на спинку.
– Такое… легкомыслие, Маппо. Одни только материалы для этого тома стоят не меньше годового заработка ремесленника. Ни один учёный в здравом уме не станет зря тратить столь драгоценные ресурсы – не говоря уж о времени – на такой бессмысленный, банальный текст. И это не единственный пример. Смотри – «Схемы рассеивания семян цветков пурилля на архипелаге Скар». Или вот – «Болезни белорамных моллюсков Лекурской бухты». Более того, я убеждён, что этим трудам тысячи лет. Тысячи!
И написаны они на языке, который ты вряд ли мог бы узнать, не то что прочесть.
Маппо вспомнил, когда последний раз видел подобную вязь – под навесом из шкур, на холме, который отмечал северную границу владений его племени. Он пришёл туда в числе воинов, избранных сопровождать старейшин на встречу, оказавшуюся судьбоносной.
Осенний дождь стучал по шкуре над головой, все сидели на корточках полукругом, лицом к северу и смотрели, как приближаются семь фигур в плащах с капюшонами. Каждый из странников опирался на посох, и когда они вошли под навес и остановились перед старейшинами, Маппо с содроганием заметил, что посохи словно бы извиваются перед глазами, как деревянные змеи или те деревья-паразиты, что обвивают чужие стволы, выдавливая из них жизнь. Затем он понял, что вьющееся безумие было на деле рунической вязью – постоянно изменяющейся на древках, словно невидимые руки выреза́ли на них новые слова с каждым вдохом и выдохом.
Затем один из пришедших отбросил капюшон, и так началась встреча, которая изменила будущий путь Маппо. Его мысли метнулись прочь от этого воспоминания.
Дрожа, трелль сел, расчищая место для тарелки.
– Это всё почему-то важно, Икарий?
– Знаменательно, Маппо. Цивилизация, которая произвела на свет эти книги, верно, была неимоверно богатой. Язык явно связан с современными диалектами Семи Городов, хотя кое в чём более изощрён. И ещё – взгляни на этот символ, здесь, на корешке каждого тома. Изогнутый посох. Я этот знак уже где-то видел, друг мой. В этом я уверен.
– Богатой, говоришь? – Трелль попытался увести разговор от темы, которая, как он знал, может стать бездонной пропастью. – Скорее уж погрязшей в мелочах. Должно быть, потому и обратилась в прах и пыль. Обсуждали семена на ветру, когда варвары ломились в ворота. Праздность принимает различные формы, но она всегда приходит к цивилизациям, которые пережили собственную волю к жизни. Тебе это известно не хуже, чем мне. В данном случае это была праздность, связанная с поиском знаний, безумной гонкой за ответами на все вопросы, без оглядки на ценность этих ответов. Цивилизация так же легко может потонуть в том, что знает, как и в том, чего не знает. Вспомни, – продолжил он, – «Блажь Готоса». Познания стали проклятьем Готоса, он слишком много знал – обо всём. Обо