– Вы лишаете меня его своей холодностью, Людмила…
– Да? – его вкрадчивый, чуть с придыханием голос выводил Милу из себя. В сочетании с красноречивыми взглядами это становилось сущей пыткой. Что на нее нашло тогда, когда она, покраснев до кончиков волос, согласилась на этот эксперимент? К тому же она не любила, когда ее прекрасное имя произносили так напыщенно. – Боюсь, что не в моих силах что-либо изменить. Мне, право, неловко, что я создаю вам дискомфорт…
Она старалась быть вежливой, мечтая лишь о том, чтобы сеанс поскорее закончился. Но мастер брал себя в руки, снова принимался шутить, разряжать атмосферу. Видимо он чувствовал, что его натурщица может не прийти в следующий раз. И однажды он вручил ей портрет, который, по правде говоря, поразил Милу. Ей показалось, что художник смог заглянуть внутрь ее самой. Это было ее тело, ее руки, длинные, ухоженные пальцы. Ее волосы, чуть более пышные, чем в жизни, но главное – глаза. Живые, лукавые, проницательные, чуть ироничные. В них не было страсти, жажды любви – насмешка и уверенность в себе. То, что надо! Поставив картину на стул в гостиной, она позвала мужа:
– Макс, посмотри что я привезла!
– Ух ты! – Максим принялся ходить вокруг полотна и, наконец, воскликнул: – Фантастика!
– Ты о чем? – самодовольно улыбнулась Мила.
– Где бы я ни стоял, твои глаза следят за мной…
– Придумаешь такое, – Милы прыснула, но потом поняла, что Максим говорит правду. Карие глаза на портрете смотрели внимательно, словно следуя за тобой в любой уголок комнаты. Они говорили: «Я все вижу! Но мне нет ни до кого и ни до чего дела!» Смыслова повернулась к мужу и сказала: – Очень хорошо! Оставляю ее здесь вместо себя. Закрепи картину вот на этой стене, пожалуйста. Теперь ты всегда будешь ощущать мое присутствие, и тебе не будет казаться, что меня сутками нет дома.
– Было бы приятнее чаще общаться с оригиналом.
– Не обещаю. Если не могу выполнить, никогда не обещаю.
Оставшись один на один с портретом, Мила еще острее почувствовала свое нынешнее одиночество, ненужность. Карие глаза в упор смотрели на нее, усмехаясь, словно желая сказать: «Ты осталась одна, совсем одна. Любуйся… Ты этого хотела, к этому стремилась. Почему же теперь тебе невесело?» Мила отвернулась от картины, но через мгновенье снова смотрела на свое изображение. И только она это сделала, как картина снова принялась разговаривать с ней: «Ты оттолкнула человека, безоглядно любившего тебя со всеми твоими недостатками, причудами. Тебе никогда не стать по-настоящему счастливой без него. Но ты так упорно показывала ему свое равнодушие, что смогла убить и его любовь к тебе. Радуйся, ты свободна. Почему же у тебя такие испуганные глаза?» Что за ерунда?! Мила отвернулась от портрета, сердито нахмурившись. Она все сделала правильно. Все было обречено с самого начала. Удивительно, что они вообще прожили вместе так долго. Случилось то, что должно. Нет, она