приветствовала любое проявление внимания к Жорке со стороны близких. Последнее время получалось, что рядом с Жоркой бессменно находилась Стеблова и Саша с Игорем. Малыш рос общительным, улыбчивым. Лариса постоянно повторяла, что у психоаналитика не может быть другого ребенка. Он с молоком матери впитал страсть к общению. У Жорки всегда поднималось настроение, когда к ним приходили в гости. Круг их не был слишком широким: кроме бабушки и дедушки приходила Лариса Шмелева с детьми, Антон Сайко, врач-педиатр, наблюдавший за ребенком. Лита не стремилась к тому, чтобы двери ее дома гостеприимно распахивались перед новыми людьми. Она почувствовала, что в какой-то степени стала консервативной и закрытой. Улыбка, озаряющая ее лицо, чаще служила маской для того, чтобы скрыть подлинное внутреннее состояние. Пустота, образовавшаяся в душе после смерти мужа, не заполнилась окончательно. Лита боготворила Жорку, но эта бесконечная любовь имела оттенок горечи. Малыш учился поднимать голову, садиться, держать в руках мяч, подниматься, ходить. Мама смотрела на него с гордостью, огорчаясь оттого, что не может разделять свои чувства с любимым человеком. На глазах происходила целая эволюция: от первой улыбки до первого самостоятельного шага, первого слова «дать». Елена Васильевна с гордостью сообщила новость Лите, едва та переступила вечером порог дома. Конечно, это было настоящее событие! Прошло не так уж много времени, а с маленьким Жоркой произошли значительные перемены. Из беззащитного комочка он превратился в полного эмоций, сил и жизнерадостности человечка. Маленькая копия Мартова с радостью встречала маму после работы. Он с визгом бросался ей навстречу, и та подхватывала малыша на руки. Целовала, прижимала к себе теплое, родное, нежное создание. И каждый раз подсознание возвращало туда, где глубоко засела мысль: «Никогда тебя не обнимут крепкие, надежные руки отца…»
