Кто она, эта женщина? Что привело её к нам в дом престарелых при психиатрии? Почему она здесь?
На вопрос: «Где Вы родились?» – она отвечает одним словом: «Фрайбург». Смотрит на меня вопросительно и смущённо. Она не знает сколько ей лет и когда родилась. «Мне бы хотелось самой это узнать», – отвечает она мне доверительно, чуть смущённо и в то же время с опаской. Я предлагаю пройти в кабинет медсестёр, достаю её карточку и называю дату рождения. Женщина улыбается мне: «Да, да, именно 10-го сентября. Вы правы». Я провожаю её в комнату, где она проживает, но ей не хочется оставаться в ней. Она держит меня за руку, не отпускает, наверное, боится остаться одна.
– Вы знаете, – говорит она мне тихо, – я не знаю, где здесь туалет. Не поможете ли Вы мне его отыскать?
– Да, конечно, – отвечаю я и подвожу её к нужной ей комнате. Завожу внутрь. Оставляю одну.
Женщина, ни минуты не задерживаясь там, выходит вслед за мной. Понимаю, что ей нужна помощь. Она улыбается мне доверчиво и говорит тихо: «Мне так стыдно, так стыдно…»
В тот день я провела в обществе этой необычной женщины достаточное количество времени, чтобы понять, что она не знает: Кто она? Почему она здесь? Не знает людей, её окружающих, и боится, страшно боится сделать что-нибудь не так, сказать что-нибудь не то…
Это был мой первый рабочий день после длительного перерыва. За два года, в которые я не была в отделении, наполовину сменился персонал и осталось только треть пациентов-жильцов, знакомых мне по прошлым годам. Отсюда они уходят только за туманную дымку заката, и это тоже страшно осознавать…
Ну, что ж! Будем знакомиться с новыми обитателями этого странного дома при психиатрии. И подойду я к ним с тем же критерием, который давно уже определила своим принципом жизни: «Не навреди!»
В этот же день продолжаю знакомство с моей новой знакомой по документам и сведениям, имеющимся в её личном деле. Она родилась в конце сороковых годов. Почти моя ровесница. В семье было много сестёр и братьев. Женщина их не помнит. Они её не навещают. Узнать какие-то сведения о ней почти невозможно. Приходит мысль: в этом трудность и для научных исследований такого рода индивидуальных случаев. Может, врач-психиатр знает больше, но сведения, известные ему, не всегда открыты нам, обслуживающему персоналу.
Сама женщина, с чистыми как родник голубыми глазами, говорит, что училась в школе, потом долгие годы работала продавцом в мясном магазине.
Вероятно, прочитанные мною сведения, охватывают только последние годы её трудовой деятельности, а память женщины