– Ой! – Инесса Яковлевна убежала, мелко семеня ножками в туфельках с каблучками.
Обычно она дома носила мягкие лопоухие тапочки-зайчики; даже во время их общих трапез. Значит, визит Соломона для нее что-то значил.
– Ну, правильно, – озвучил ее мысль американец, бывший советский одессит, – мы же земляки. У нас с Инессой Яковлевной общих знакомых… не пересчитать!
– Я так понимаю, вы этим сейчас и занимались? – опять добавила яду в голос Наталья, усаживаясь на свое любимое место за столом.
Место это было примечательно тем, что с него были прекрасно видны и дверь, и огромное панорамное окно. А еще – кувырком назад можно было оказаться у другой, совсем неприметной двери, что открывалась к лестнице, ведущей в подвал. Точнее это в России, или в той же Одессе был бы подвал. А здесь, как и в каждом уважающем себя израильском жилище, за дверью скрывался настоящий бункер, в котором можно было надежно укрыться от нападения. Больше того – из этого бомбоубежища на соседнюю улицу вел подземный ход; неширокий, но вполне проходимый – до неприметного особнячка, записанного совсем на другое физическое лицо. Наталья улыбнулась еще раз – вспомнила, с каким трудом и предосторожностям доставляла сюда небольшую горнопроходческую машину, а обратно – на поверхность – кубометры грунта. А еще – с каким ошарашенным видом впервые нырнул в этот бункер подполковник Емельянов. Это потом он, гуляя с супругой и ребенком по улицам Тель-Авива, привык, что все новостройки начинаются на немыслимой глубине – с учетом обязательного строительства подземного убежища.
Соломон, наверное, принял последнюю улыбку на свой счет. Он приподнялся со стула и вознамерился было поухаживать за голодной Мышкой – предложить ей что-то из манящих взгляд, а более того желудок, яств, уже представленных на столе.
– Соломон Моисеевич! – с укоризной протянула домоправительница, возникая в проеме третьей двери, что вела на кухню, – сначала первое. Хотя бы пару ложек. А вы пока лучше шампанского Наталье налейте.
Увы – бутылку со строгой наклейкой на французском языке, сообщавшей, что нигде, кроме провинции Шампань, настоящего шампанского больше не делают – уже держал Николай-старший. Наталья благосклонно кивнула ему, а потом и Инессе Яковлевне – когда отправила в рот первую ложку с наваристым борщом. Мычать от удовольствия она не стала, но заработала ложкой очень быстро; много быстрее, чем пристало княгине Мышкиной. Так она стучала ложкой по дну тарелки в детском доме, а потом в училище. На мгновенье пришло ощущение, что вокруг опять собралась большая дружная семья, и что… Тут ее взгляд наткнулся на грустные, ждущие чего-то глаза Соломона, и она, помедлив, кивнула – словно сейчас, на этот вечер, пустила его в свою семью.
С этого момента вечер потек совершенно непринужденно, легко. Слова и тосты рождались сами, и смех был абсолютно искренним. До тех пор,