Относительно же гравированного золотого кружочка дон Рафаэль сказал, что он представляет именной девиз, который никогда не встречался ни в каких известных ацтекских письменах; по его мнению, некоторые тонкие особенности начертанной фигуры, ускользнувшие от моего неопытного глаза, указывали, что имя, представленное здесь в виде символа, принадлежало правителю, который был одновременно и жрецом, и царем. То обстоятельство, что золотая монета была найдена вместе с живописной грамотой, бесспорно, принадлежавшей к теократическому периоду, подтверждало это предположение. Суммарный наш вывод был тот, что мы имели здесь дело с именным девизом жреца, облеченного царской властью и управлявшего ацтекским племенем во время первого переселения. Предполагая, что он жил в тот период, к которому относился мой кодекс, и основываясь на системе чисел, принятой в виде опыта сеньором Рамиресом, мы определили, что этот человек жил и царствовал в IX веке нашей эры.
Целых два дня мы с доном Рафаэлем разрабатывали в музее этот вопрос и, только когда наши исследования были окончены, – на сколько вообще исследования могут считаться оконченными, пока они не привели к положительным результатам, – мои мысли направились к фра-Антонио, и я нашел, что по долгу вежливости мне следует сообщить ему о результате моего обучения индейским наречиям. Впрочем, я знал, что он тем временем ездил в Санта-Марию отпевать кацика, и таким образом, маленькая небрежность с моей стороны была простительна.
Но, когда я пришел в церковь Сан-Франциско, захватив с собой драгоценный документ и гравированный золотой кружочек, которые обещали сильно заинтересовать монаха, мне не сразу представилась возможность похвастаться перед ним своими сокровищами.
Едва я отворил дверь ризницы, предварительно постучавшись и получив позволение войти, как францисканец направился ко мне в таком радостном волнении, что все его лицо сияло; не дав мне поздороваться с ним, он воскликнул:
– Вы пришли как нельзя более кстати, мой друг! Я только что собирался послать за вами, потому что нашел