Сначала в кабинет вошли трое охранников, каждый сжимая в руках длинные цепи от кандалов, затем гордо вскинув голову, ступила пленница, и следом за ней зашли еще трое гвардейцев, с такими же цепями в руках. Вся процессия остановилась посреди библиотеки, Старший встал рядом и, вперил в стену перед собой бессмысленный взгляд.
Иллаиса затаила дыхание и замерла всем телом, стараясь не показывать, как взволнована, пусть ее и не видит никто, кроме Даймора. Но у нее не получалось. Она, не отрываясь, смотрела на пленницу и восхищалась ею. Стать, гордость, сила. Красота.
Она отвела глаза от лица пленницы и только сейчас поняла, что слухи о жестокости эмиссаров слухами отнюдь не являются. Внутри нее все сжалось, она огромным усилием подавила в себе неуместные сейчас гнев и ярость. Все внутри бушевало, восставало против такого отношения, от одной мысли, что они могли творить в застенках темницы с такой красотой, ее кидало в дрожь от бешенства. Хотя и прошло множество лет, для Иллаисы пленница значила гораздо большее, чем источник информации. Чувство вины захлестнуло ее, на глаза навернулись слезы. Она сама не подозревала, от чего отреклась тогда, пока не столкнулась с этим сейчас, после стольких лет. Не стоило настаивать на присутствии здесь, пожалела она. Она стиснула что было сил руку Даймора. Он все понял и мягко, успокаивающе сжал ее пальцы.
Когда кухарки рассказывали ей о пытках эмиссаров, ей всегда казалось, что те нагло преувеличивают. Сейчас она думала, что они многого не договаривали. Одежда на пленнице свисала живописными лохмотьями, едва прикрывая самые интимные места и совершенно не скрывая ссадин, кровоподтеков, едва заживших, и еще кровоточащих ран. Иллаиса вдруг поняла, что если бы они оставили такие же следы на ее лице, она бы не смогла сдержать себя. Толстые стальные цепи тянулись от ошейника вниз к кандалам на руках и ногах, опоясывая все тело. На талии и ошейнике крепились цепи, что охранники судорожно сжимали в своих руках. И Иллаиса знала, что они боятся пленницы, невзирая на все предосторожности и крепкую, заговоренную сталь.
Иллаиса заметила как спокойно и уверенно держится пленница и, не сдержавшись, закусила губу. На какое-то мгновение ей даже показалось, что пленница прекрасно ее видела, только не подавала вида. Иллаиса заставила себя успокоиться, но все равно не могла смотреть на ее лицо без боли, что тайно жила в ней долгие-долгие годы. Даймор, все чувствуя и понимая, поднялся и шагнул к пленнице.
– На колени пред Императором, тварь! – прорычал Старший.
Пленница презрительно смерила его взглядом и не двинулась с места.
Словно ожидая этого момента, он выхватил цепь у охранника и рванул на себя, заставив ее рухнуть на пол.
– Прекратить, – холодно сказал Даймор, – Поднимите ее. Разве вам не сообщили, что это особый гость?
Охранники схватили пленницу под руки и рывком подняли на ноги.
– Как только нам об этом сообщили, – ухмыльнулся Старший гвардеец, – Мы стали особо вежливыми.
Даймор сказал, что Старшего пора казнить.