Викинг грубо отпихнул победителя кулаком с зажатым в нем мечом и широко зашагал в сторону полотняных палаток, на ходу убирая меч. Расстегнул шлем, снял, кинул на циновку перед одной из палаток. Расстегнул ремень, кинул следом, стащил через голову кольчугу, расстегнул карман надетой под нее косухи, достал смартфон, посмотрел на экран. Вздохнул, нажал вызов, поднес к уху:
– Да, мама. Ты звонила? – С той стороны послышалось жалобное всхлипывание, и викинг встревожился: – Мама, что случилось?! Мама, ты в порядке? Мама, мне приехать? Мама, скажи хоть слово, я ничего не понимаю!
– Вик… Викентий… Меня… Обвесили… – между всхлипываниями наконец призналась трубка. – На целый… килограмм…
– Кто?! Где?! – закрутился на месте викинг.
– В лавке… У дома… Деньги взяли… Смотрю, а бананов нет…
– Может, положить забыли?
– Я ходила… – Трубка снова всхлипнула. – Говорят, забрала. Но я ведь вижу! Сумка-то одна! Я же из ума еще не выжила! Совсем уже за дуру старую держат…
– Мам, мама… Мамочка… – Викентий опять крутанулся на пятках, наклонился над шлемом: – Мама, я завтра приеду и все решу. Хорошо? Успокойся пожалуйста. Они все вернут и извинятся. Я тебе обещаю! Успокойся, мамуль… Чаю с шиповником выпей, ты же любишь. Телевизор посмотри. Ничего не делай. Я приеду и разберусь, хорошо? Слышишь, мама? Ты поняла? Просто посиди, чаю попей. Успокойся. Я разберусь. Ладно?
– Хорошо, Вик… – между всхлипами согласилась женщина. – Посижу.
– Я люблю тебя, мам! Скоро вернусь.
Викентий отключил телефон и выпрямился. В задумчивости поворошил коротко стриженные темные волосы.
В проигравшем дуэль викинге было под два метра роста, плечи и высокая грудь распирали клепаную куртку-косуху. Глаза под густыми черными бровями сияли пронзительной синевой, на породистом носу глубокий отпечаток от маски шлема – посеребренной «личины». Бородой и усами молодой человек еще не обзавелся, однако густой пушок на его подбородке и вокруг рта уже начал темнеть.
– Ту-ду-ду-ду-ду-у-у-у… – протяжно пропел он. Не расстегивая, через голову содрал с себя косуху, оставшись в полотняной рубахе с длинным разрезом на груди, стянутом завязками. Куртку Викентий бросил в палатку, достал оттуда увесистую матерчатую сумку. Тяжело вздохнул и отправился через лагерь реконструкторов к единственной среди серых и белых палаток разных типов и конструкций юрте. Остановился на брошенной перед входом пожухлой траве. Громко произнес: – Тук-тук-тук! Хозяин дома?
– Чего надо? – хмуро отозвались изнутри.
– Извиниться хочу, Иншала! Выходи, мириться буду.
– Я не сержусь, О́дин! Иди с богом.
– Выходи, раз не сердишься! Чего через дверь разговариваешь?
– Устал, отдыхаю.
– Понятно… – Викинг разжал пальцы, роняя тяжело звякнувшую сумку, привалился спиной к стойке рядом