– Такого не случится.
Мужчина разглядывал ее вблизи, околдованный дивной игрой света, зажигавшего крошечные рыжие огоньки в ее светло-каштановых волосах.
– Как же вы наивны! Могу с полной уверенностью заявить: мои бывшие соседи не нарастили в своих душах совести за последние двадцать лет даже на дюйм. Но не волнуйтесь. Я сдержу данное мною слово. Вам не доведется на себе проверить, насколько они щедры и великодушны.
– Могу лишь заверить вас, что добрые христиане, подле которых я сижу в церкви…
Презрительный смех заставил Мередит умолкнуть.
– Что смешного я сказала, милорд? – с явным неодобрением в голосе поинтересовалась она.
Став серьезным, Ник тихо произнес:
– Я не особо полагаюсь на Бога и Церковь.
Бог был подспорьем для матери, но отнюдь не для него. По неровному дыханию женщины Ник сделал вывод, что он либо оскорбил, либо очень удивил ее. Маленький упрямый подбородок дерзко дернулся вверх. Мужчина понял, что графиня не намерена сдаваться.
– Я не верю вам.
– Чему именно вы не верите?
– Тому, что вы не верите в Бога.
Ник мог бы поведать ей множество историй, доказывающих, какое у него черное сердце. Он мог бы рассказать ей, как рос на лондонских улицах, постепенно превращаясь в хищника. Он воровал, нападал на людей, даже убил, когда ему было всего лишь тринадцать, мужчину, который хотел сделать его своим нежным другом. Насколько сильно он ошеломил бы ее, описав, как забирался в особняки самых высокородных аристократов, проживающих в районе Мейфэйр![3] Возможно, она в таком случае поверила бы ему…
– Вы не верите, потому что не хотите верить. Так вам спокойнее. Вы предпочитаете думать, что все такие же, как вы. – Ник махнул рукой. – И я в том числе.
– Но вы должны верить в Бога.
Толика неуверенности в ее голосе заставила Ника улыбнуться. Она боится за его бессмертную душу. Просто прелестно! Графиня, чего доброго, опасается, будто языки адского пламени охватят его со всех сторон прямо у нее перед глазами.
– Я верю в Бога, – не желая вдаваться в подробности, сказал Ник.
Сделал он это ради нее. Уж слишком близко к сердцу она восприняла утрату им веры. Не желая смущать графиню еще сильнее, Ник умолчал о всех тех годах, когда тщетно молился Богу своей матери, а в ответ получал лишь унижения и тумаки, живя беспризорником на лондонских улицах. Мальчик, который в отчаянии шептал молитвы у трупа мамы, давным-давно умер.
– Но не принимаете Его в своем сердце, – закончила Мередит за него.
Ник плотнее сжал зубы. Осуждение, звучащее в ее голосе, бесило его. Или это не осуждение, а разочарование? В любом случае отношение графини занимало его сильнее, чем следовало бы. Он не нуждается в одобрении со стороны этой особы. Честно говоря, уж лучше бы он ее презирал. Это помогло бы видеть вещи в подлинном свете.
– Интересно, как Эдмунду удалось