– А вы? – спросил монахов боярин Ростислав.
– Лишь чудом уцелели… Буквально накануне я настоятелю сказал, что келарь запропал, а улья до сих пор на пасеке стоят и мед никто не гонит… Меня на пасеку и отправили, а в помощь Савву дали… Сие нас и спасло… Мы, возвращаясь, чуть не наткнулись на разъезд татарский… И вот что государю необходимо передать… Брод на Угре татарам показал пропавший келарь наш. Могу предположить, что он же их и мимо засад береговых, что по Оке стояли, сам же и провел… Он часто уезжал в последний месяц, благословенье получив, монастырским хлебушком кормить стрельцов, что в тех заслонах находились.
– Так не кормить, выходит, а вынюхивать ходил, где расположены засадные полки… От сей измены сам Иоанн пленен чуть не был, когда татары неожиданно на ставку государеву наткнулись… – произнес боярин Ногин. – Думаю, что великий князь сам захочет задать вам вопросы… Сидите, ждите, я к царю…
И в тот же день оба монаха были призваны под государевы очи.
Старец Сильвестр и брат Савва, впервые оказавшись в царских палатах, увидев опирающихся на посохи думных бояр, знатных дворян и князей, оробели. А когда царь Иоанн вошел с высоко поднятой головой, обрамленной высокой шапкой с золотой сияющей ризой, вслед за всеми челобитчиками повалились на колени.
Государь поднялся по ковру, прикрывающему приступки возвышения, на котором было расположено царское седалище, и уселся в золоченое кресло.
– Кто нам расскажет, как хан Девлет-Гирей прошел к Москве? Кто в заговорщиках? Кому предъявим спрос? – спросил он, строго посмотрев на собравшихся.
Все смиренно склонили головы.
– Я должен, мой великий государь, сказать тебе о том, чего никто еще не знает, – тихо начал боярин Ростислав Ногин.
– Говори! – промолвил властно царь.
Ростислав, приложившись сначала к перстню государя, повторил Иоанну все то, что услышал от монахов: о том, что брод на Угре татарам показал пропавший келарь монастырский. Что он же мимо всех засад береговых, что по Оке стояли, пообещался сам войско провести… Выходит, что провел.
– Как звать того иуду? – грозно вопрошал царь.
Боярин бросил взгляд на монахов.
– Поганца келаря? Так Васька… – промолвил, словно колокол прогудел, Савва.
– Указ издать, чтобы его никто не трогал… В монастыри, как и в свои дома, чтоб не впускали. Подобно Каину, пусть жизнь свою окончит и молит Господа, чтоб Тот его иудин грех простил… Я не хотел бы быть на его месте, хоть кто-то и зовет меня кровавым… Из-за сего поганца… в Москве одной из-за пожара людей немерено погибло и скотины. Свою страну и веру променял он на собственную жизнь, забыв монашескую клятву и верность Богу, а в результате свою душу погубил…
Дьячок усердно записывал слова вслед за Иоанном.
– И вот еще о чем хотел сказать… – государь пальцем указал в сторону Сильвестра. – Подойди поближе…
Сильвестр