Пришел на торжество и друг детства Мусы, ныне фермерствующий на земле Волгоградской Макс (так его, во всяком случае, звали окружающие, хотя, может быть, это прозвище его). Он явился со старой русской балалайкой в руках и, выйдя к микрофону, рассказал, как в детстве им с Мусой хотелось научиться петь и играть на инструменте. Родители не очень поощряли такое увлечение мальчиков, считая его пустым времяпровождением, но тем страстно хотелось заниматься искусством. И они тайком от взрослых уходили за край деревни и где-нибудь в укромном месте учились игре и вокальному искусству. И друзья детства пропели гостям на вечере все те мелодии и песни, потом к ним присоединился профессиональный певец Магомед Ясаев и певица современной чеченской эстрады Раиса Кагерманова. Наконец я дождался заключительного слова юбиляра. Это то, с чего начал свой рассказ. Но Муса тоже ничего не сказал про рецепты своей праведной жизни, он только благодарил всех. И тогда стало понятно, что ни один юбиляр не скажет про себя: вот какой я хороший – дайте мне медаль. Он только будет взволнованно стоять перед гостями и немного растерянно благодарить всех за то, что он есть, начиная от отца с матерью и заканчивая всеми остальными, кого Господь определил ему на дороге cудьбы. И чем больше добрых и хороших людей ты встретишь на той дороге, и они не шарахнутся от тебя в сторону, а останутся навсегда твоими спутниками, тем очевиднее, что в итоге ты победил, не разменял жизнь на гроши пустых и поверхностных истин, а жил по большому «гамбургскому» счету…
Образовался широкий круг, и в этот круг вытолкнули юбиляра, и его дочь Элиза грациозно повела своего отца на глазах восхищённой публики. А затем то же самое сделала и совсем ещё маленькая внучка Аймани, не менее грациозно поплывшая под широко раскинутой рукой большого, сильного и такого надёжного дедушки. И я видел, как счастлив был Муса, потому что с ним были его друзья и коллеги, его братья и сестры, его дети и его верная Дети, подарившая ему этих детей, были мы – питерские посланцы его молодости. И глядя на него, все понимали, что его такая трудная, но такая красивая жизнь вполне состоялась.
Ты должен танцевать, пока играет музыка, Муса!
Ночью, перед отъездом из Питера, я написал стишок Мусе:
Все дальше и тише
из юности нашей слышны голоса.
Мы с грустью напишем:
но ты не печалься, Муса.
У каждой эпохи
свои прорастут дерева.
Что толку от вздоха,
что Жизнь не всецело права?
Нас порознь срубят,
а вместе мы просто леса.
Сравнение грубо,
но я торопился, Муса.
Писал эти строчки
за ночь до отлета к тебе.
И если не точен,
прости, что стихом по судьбе
мне как-то привычней.
Строка за строкой – полоса.
Ты начал отлично,
и