Руль зачастую был перепутан с бушпритом и наоборот, но Буйноглас ничего страшного в том не видел: в тропиках, мол, и не такое случается, особенно когда судно начинает, говоря по-морскому, крысеваться в открытом океане. Главная беда: никто из них не владел искусством кораблевождения, – это обстоятельство сводило с ума и без того расстроенного Буйногласа. При таком положении вещей ему оставалось только надеяться – в частности, на то, что, если уж дует Восточный ветер, судно никуда, кроме как на Запад, не попадет.
Наконец все опасности миновали. Корабль достиг желанной земли. Экипаж принялся выгружать на берег сундуки, чемоданы, дорожные сумки и прочий багаж. Все бы ничего, но береговой пейзаж не особенно радовал взоры моряков: кому понравятся глубокие пропасти вперемешку с высокими утесами? Буйноглас решил поднять дух команды веселыми куплетами, припасенными про черный день. Но не успел он запеть, все, как один, со стоном вздохнули. Больше ничего добиться от своих людей ему не удалось.
Тогда он предложил им присесть на бережок, разлил щедрой рукой грог, ром и коньяк, поднялся во весь рост и заговорил. Тут только они уразумели, сколь величественно выглядит их Капитан.
– О Римляне, сограждане, друзья! – (Все оценили прелесть цитаты, хотя никто не знал, что это цитата и уже тем более – откуда она взята. Поаплодировав, они выпили за здоровье Капитана, а чуть позже еще несколько раз разражались аплодисментами, – когда он разливал по стаканам очередную порцию грога, рома или коньяка.) – Внемлите мне, – продолжал он цитировать. – Мы находились в пути не один месяц и тем более не одну неделю (по четыре в месяц, если не ошибаюсь) и ни разу, можете верить вашему Капитану, ни разу нам не удалось даже мельком взглянуть на Крысь. Да, мы находились в пути не одну неделю и тем более не один день (насколько могу судить, по семь в неделю), а Крысь, которую нам давно уже следовало лицезреть, до сих пор не открылась нашему взору!
Вот почему, друзья мои, я взял на себя труд напомнить вам пять примет, по которым можно безошибочно определить, водятся там, куда вы забредете, чистопородные Крыси или нет. Прошу запомнить мои слова раз и навсегда, это может пригодится.
Примета первая: вкус. С одной стороны, он у Крыси ограничен, с другой – утончен, с третьей – жестковат (так бывают жестки новые перчатки, тесноватые в запястье), короче говоря, вкус у нее обманчив и прихотлив.
Во-вторых, привычка слишком поздно вставать. Если бы вы знали, как далеко в этом смысле зашла Крысь! Завтракает она чуть ли не в пять часов вечера, когда люди добрые садятся чай пить, а обедает только завтра, то есть на следующий день.
В-третьих, своеобразное чувство юмора: до Крыси почти не доходят шутки, а когда