– Особой факции,[5] – подхватила Джейн. Это была еще одна из ее слабостей – любовь к каламбурам, которые она обожала придумывать, выхватывая слово из речи собеседника. И все же, несмотря ни на что, разговаривая с Джейн, Александра почувствовала теплоту, какой не испытывала при общении ни с одним существом женского пола за все тридцать лет, что минули с тех пор, как пути трех разведенных женщин разошлись.
– О, Джейн! – воскликнула она в порыве необъяснимого великодушия. – Теперь, когда все мы овдовели, мы должны снова собраться вместе.
– Приезжай ко мне, дорогая. Дом огромный, моя свекровь не выходит из своей комнаты, где ее день и ночь окружают сиделки, которые кормят ее грудным молоком, протертыми обезьяньими гениталиями или черт его знает чем еще. Я ее почти не видела после отпевания Нэта. Ей за сто, это невероятно, все равно что иметь свекровь о двух головах, – люди смеются надо мной. Я бы хотела сказать, что она ненавидела меня со всеми моими потрохами и сделала мою жизнь здесь почти невыносимой, но на самом деле она испытывала тайное облегчение оттого, что я отчасти сняла Нэта с ее шеи; у него нас-с-столько мало было за душой, что ему требовалась поддержка не одной, а двух сильных женщин. Он был ее единственным ребенком; я думаю, что в ее поколении иметь детей считалось весьма неестественным и очень странным – чем-то, что ты обязана была сделать, поскольку твои родители, а еще раньше родители родителей, очевидно, делали это, иначе откуда бы взяться предкам. Пока совсем не спятила, она, бывало, могла загнуть что-нибудь эдакое безрассудное, чем смешила меня. Честно признаться… – Джейн так понизила голос, что он зашуршал, как механический, Александре пришлось напрячь слух, чтобы разобрать слова, – я иногда задумывалась: уж не одна ли и она из… – Язык не повернулся произнести слово.
– Ведьм? – помогла Александра.
Джейн не ответила, лишь сказала:
– Я старалась не смотреть на нее, когда она была раздета, – боялась увидеть ложный сосок.
– Джейн! – воскликнула Александра, шокированная и взволнованная. – Неужели ты все еще веришь в эту чудовищную средневековую ерунду?!
– Я верю в то, что е-с-с-сть, – последовал ответ. Голос Джейн звучал по-прежнему низко, но его края шипели, как вода на раскаленном металле. – И если это чудовищ-щ-щно, то так тому и быть. Нет, с-с-серьезно: приезжай ко мне, душ-ш-шечка.
Старый мрачный дом, старая мрачная