Если 1923 год ознаменовал собой реальный дебют Хемингуэя в литературе, то перевернуло жизнь молодого писателя событие совсем иного рода: Хедли, несмотря на все меры предосторожности, забеременела. Вряд ли можно было сказать, что эта новость была встречена с радостью. Едва узнав об этом, Эрнест побежал к мисс Стайн жаловаться на это столь неожиданное изменение. Он же был слишком молод и слишком беден, чтобы становиться отцом. И не помешает ли этот новый человек его работе? Подобные вопросы, очевидно, потрясли Хемингуэя.
«Мы притихли и перестали разговаривать, – напишет он в романе «Прощай, оружие». – Кэтрин сидела на постели, и я смотрел на нее, но мы не прикасались друг к другу. Каждый из нас был сам по себе, как бывает, когда в комнату входит посторонний и все вдруг настораживаются. Она протянула руку и положила ее на мою.
– Ты не сердишься, милый, скажи?
– Нет.
– И у тебя нет такого чувства, будто ты попал в ловушку?
– Немножко есть, пожалуй. Но не из-за тебя».
Его персонаж Ник Адамс, похоже, проявил не намного больше энтузиазма. Это была не то чтобы совсем уж «невезуха», но ребенок означал возврат в Соединенные Штаты, о чем ни он, ни его жена, похоже, совсем не мечтали.
26 августа 1923 года Эрнест и Хедли высадились в Торонто, где последняя предпочла рожать. Они оба покинули Париж без особого удовольствия, но Эрнесту удалось получить работу на полную ставку в «Торонто Стар» за 125 долларов в неделю, а этого было достаточно для того, чтобы потянуть новорожденного. Но уже на месте ничего не пошло так, как планировалось. Арендная плата оказалась непомерной, Канада походила на «свищ в заднице отца Семи наций»[20], а в газете к Хемингуэю все относились как к новичку. «Свободное время за пишущей машинкой в редакции – миф. У меня не было никакого свободного времени, ни на что […] Здесь все как в кошмарном сне. Работаю от двенадцати до девятнадцати часов в сутки и к ночи так устаю, что не могу спать. Вернуться сюда было большой ошибкой»[21]. К счастью, ошибка эта получилась краткосрочной. Через три месяца после рождения их первого сына, Джона Хедли Никанора, по прозвищу «Бэмби», Эрнест по совету мисс Стайн бросил журналистику и отплыл с Хедли обратно в Париж.
По возвращении, в январе 1924 года, супруги Хемингуэй обосновались на улице Нотр-Дам-де-Шам, в едва ли более удобной квартире, чем в первый раз. Их положение, надо сказать, существенно изменилось. Следуя чьим-то нелепым консультациям, Хедли вдруг заметила, что ее рента сократилась вдвое, а Эрнест теперь был безработным. Семейная касса была настолько пуста, что Эрнест ходил в Люксембургский сад «охотиться» на голубей,