Мамочка, он разлепил глаза, он вытянул руки, хохолок его луковых волосенок дрогнул, он оторвал от спину пола, он стал вставать!
Монахини хором запели: «Да воскреснет Бог и разыдутся врази Его», – и в темном воздухе собора светло стало от вспышек рук-молний, кладущих крестные знаменья. Мальчик потянулся за рубахой в крови. Девка пятилась. Она скользнула по полу храма, как дикий зверек. Она спряталась за икону святителя Николая, чудотворца Мирликийского.
Когда игуменья подошла и заглянула за образ, обсыпанный живыми золотыми зернами свечек, там уже никого не было.
И я подумала, мама: вот Мария Египетская. Она живет во снежной пустыне. Она воскрешает людей. А я?! А я, мама?! Я только в монастырском хоре умею петь фальшиво. И молюсь плохо, мало. И в мир хочу. Тоска. Тоска, мама. А эта девка в ночной рубашке поднялась над тоской. Она ей не страшна – ни здесь, ни на небе. А я не попаду на небо. Не попаду, мама. Мама, приезжай ко мне. Мне так тут плохо. Привези молочка парного, если довезешь. Сейчас еще холодно. Довезти в бидончике, завяжи. И книжку мою детскую привези, где про берега отчизны дальной. А то я все плачу и плачу тут, и остановиться не могу».
«Каюсь перед Тобою горячо и сокрушенно,
Господи Боже мой,
что не всегда сердцем умела
враждующих примирить,
что лишь телом своим смертным
ненавидящих в жизнь возвращала;
и дай же мне впредь силы угасить всякую распрю
лишь великой любовью Твоею».
Канон покаянный св. Ксении Юродивой
Глава третья. Низвержение Иезавель
«Благослови, сердце мое,
Возлюбленного Господа моего,
что дал мне восчувствовать в жизни моей
радость и страдание;
что прошла я стопою