был в двух шагах от смерти под водою,
но, видимо, ещё сама вода
не думала расправиться со мною, —
и я гулял неведомо куда.
Мне, видимо, не слишком повезло
жить в этом месте, но вот так случилось —
остаться навсегда здесь, всем назло,
чего бы там потом ни получилось
с переселеньем… как бы повезло,
или на память, как бы… Лёд торчит
из всех проплешин, тень не замечая —
с той стороны со мною говорит
о чём-то личном, но о чём – не знаю —
от этого душа моя болит…
и стонет тихо, говоря мне «уходи,
ты здесь чужой, по крайней мере – лишний —
не до тебя сейчас, а впереди
увидимся ещё, и будет слышно,
как мы заплачем друг у друга на груди».
И между этих милых пересказ
я проживал своё больное детство,
блуждая между льдин. Холодный пляж
уже не так пугал своим соседством
и тем, что он – всего лишь антураж
для продолжения… Мать кличет на пирог,
я к ней, естественно, несусь, насколько можно,
но лишь ступив на собственный порог —
я понимаю, что не всё возможно
тому, кто здесь свой коротает срок, —
я оказался выпертым за дверь —
там новые носки на новоселье —
на два чача не ждут меня теперь.
А дальше только горькое похмелье
и бывший сын, отправленный за дверь.
Я так и жил – меж пляжем и тюрьмой.
Мать говорила, что кому-то нужно
чего-то там давать – а я с сумой
ходил под окнами. И в окна очень дружно
кричали мне: «Сынок, иди домой».
Но я ходил, поскольку от отца —
ни письмеца, ни весточки, ни слуха.
Я пропадал всё чаще у крыльца
начальника тюрьмы. Кругом разруха
всё скрашивала удаль молодца.
Мои следы растаяли к весне.
Я потерял перчатку между брёвен.
Пускал кораблики по скисшейся воде.
С другими ссыльными я становился вровень,
переживая только о едьбе,
ну, то есть, о еде. Случилась масть —
амнистия отцу – ну, то есть – чудо.
Не удалось за козырьком пропасть,
откуда лишь в тумане, но покуда
не трогала его руками мать,
но я был рядом, думая о нём.
Он так спешил домой, на самом деле,
лишь мать забыла вещи, что при нём
забрали дома, т. е. что успели —
забрать, а остальное всё – быльём,
т. е. забвением, как и любовь сама —
теперь я понимаю – мне несложно —
когда вокруг – любовь, тюрьма, сума —
и остальное очень осторожно,
пока ты на свободе. И луна
в твоё окно вагонное, большое…
И мама папу кормит, как смогла,
картошкой, курицей – и водкой из подполья.