Конечно, первые месяцы близости принесли немало открытий, но, пожалуй, открытия эти касались не столько Инки, сколько его самого. Он, Костя, столько нового открыл в себе, что, если честно, едва замечал ее рядом с собой. Этакий, немного извращенный, вариант онанизма.
Тогда, после первого, немного неловкого раза под Инкиным чутким руководством, в Косте неожиданно обнаружился прямо-таки талант к постельным делам, и он сам порой диву давался, где ж столько лет дремала в нем эта сила, да так крепко, что он и сам не подозревал о ее существовании. А какая в нем открылась страсть ко всяческому постельному экспериментаторству! И как Инка всегда его понимала, какой всегда была удивительно Его девушкой!
Он никогда не спрашивал, но внутри себя был совершенно уверен, что она все чувствует так же как он, что ей нравится тоже, что и ему.
Собственно, у него никогда не было повода в этом усомниться.
Нет, даже сейчас он не мог себя заставит жалеть о том, что у них было! Это было так потрясающе.
Ему так всего этого сейчас не хватало!
Нет, все-таки по-дурацки устроен человек. Мало ему неприятностей?
Что ж, за все хорошее надо платить.
И все-таки, вне математики и постели, он слишком часто с ней во всем соглашался.
А она из этого сделала вывод, что просто он несамостоятельный пацан, с которым можно ни в чем не считаться.
Вот как бы узнать – кто хоть у них был, девочка или мальчик? Инка и сама, похоже, не знает. Казалось бы, должно быть без разницы, но тайна эта, самой невозможностью своей быть разгаданной, манила его, звала за собой, точно дудочка крысолова, уговаривая заглянуть за край пропасти.
*
Постепенно главный вопрос решился для него сам собой. Он хотел ребенка, и, стало быть, рано или поздно, ребенок у него будет. Свой, только свой, собственный, и ничей больше. Это возможно, он узнавал. Денег и правда стоит целую кучу, но тут уж ничего не поделаешь. За все хорошее в жизни приходится платить. И хорошо, если только деньгами.
Короче, основное он для себя решил. А деньги – это мелочь, это уже детали.
Вот если бы найти клад! Где-то ведь он должен быть. Лежит, сволочь, дожидается, посверкивая в темноте золотом и брильянтами, ухмыляется, небось, про себя.
Прапрадед Кости – Константин Львович Быковский – был мужик неглупый, и еще в конце Первой Мировой, в первый же год унесший жизнь его брата, сообразив, что почем, наскоро распродал все, кроме этого, принадлежавшие им с братом дома, а выручку немедленно обратил в драгкамни и драгметаллы. Сложил все это в мешок и спрятал где-то здесь, в собственной квартире, в надежном месте.
Прапрадед погиб в тридцать седьмом, никому, конечно, не успев рассказать где.
Три